Книга Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! - Анна Гаврилова

Противник вскрикнул, выгнулся дугой, замолотил кулаками по земле. В наступившей серости рвущаяся из горла кровь казалась блёклой.

Розмич вдруг сообразил — оплошали! Хотел ударить себя по лбу, но вовремя вспомнил о смертоносных лезвиях.

— Что? — хмуро спросил Ловчан, поднимаясь с земли.

Выглядел он жутко: морда оскалена, «лапы» в крови, мех на шкуре топорщится в разные стороны, на плече пары клочков не хватает — кто-то из нападавших обрил.

— Старик просил одного в живых оставить!

— Тьфу ты! Чего раньше не напомнил?

Словене смущённо развели руками:

— Да и сам забыл.

Ловчан неожиданно согнулся пополам и заржал.

— Эй, ты чего? — опешил Розмич.

— А ничё! — выдавил Ловчан сквозь смех. — Ты бы себя видел! Ой, не могу! Ой, умора! Клыки — во! Когти — во!

— Ага! А сам, думаешь, красивше? Вон как человека перепугал, — собеседник ткнул «лапой» в распластанное смердящее тело. И замер.

Теперь, когда предрассветная тьма отступила, он отчётливо видел лицо. Слишком юное, почти детское.

Розмич стрелой метнулся к другому трупу, к третьему… Правда, распознав в остальных взрослых мужчин, облегчения не испытал.

— Остынь, — сказал Ловчан хрипло. — Сделанного не изменить.

В дыру, проделанную в изгороди, скользнула серая тень. Волхв приблизился беззвучно, слишком резво для старика. Окинул взглядом место битвы, многозначительно хмыкнул.

— Мы… — Ловчан замялся, потупился. — Мы забыли живого оставить. Извини.

— Ладно, — ответил старик. — Я и не рассчитывал, что вспомните. Я двух лучников на подходе к капищу снял, одного отпустил. Так что… весть кому надо передаст.

Служитель капища обошел место по кругу, нашёл в отдалении не замеченный прежде бочонок. Выругался так, что и у самого Чернобога, поди, уши в трубочку свернулись.

— Вот гадёныши! Смолу притащили! И кресало, небось, не забыли! Подпалить издолб хотели, не иначе!

Пыхтя, откатил бочонок подальше, чтобы добытое в бою добро глаз не мозолило.

— Теперь-то объяснишь, в чём дело? — напомнил Розмич, стягивая с головы личину, которая стала вдруг очень тяжелой, неудобной.

— Позже. Прибраться нужно. Иначе серых приманим и ворон. Да и богу незачем это непотребство видеть.

— А мурмане убеждены, что волки и вороны сопровождают самого Велеса, — блеснул знанием Ловчан. — Так, может, того… не нужно прятать? Пущай попируют.

— Ты мурманин? — неожиданно зло спросил волхв. И, не дождавшись утвердительного ответа, заключил: — Тогда сделаешь, как у словен принято!

Глава 6

Когда Хереда уволокли, Олег, не дожидаясь вопроса Силкисив, начал говорить. Очи его всё время оставались закрыты, но женщины слушали, затаив дыхание, ничем, ни одним жестом, ни единым словом не перебивая Олеговой исповеди.

— Корела, можно сказать, была уже нашей. Число защитников таяло с каждой неудачной попыткой пробиться к воде. Город был надёжно окружён, не проскочила бы и мышь. Мы простреливали каждую бойницу крепости, но Рюрик медлил и не дозволял идти на приступ наиболее рьяным воякам. Он знал, что без подмоги восставшим не продержаться. Ведал он и то, что, отчаявшись, они скорее перережут друг друга, но не сдадутся. Сохранить им жизни не входило и в наши намерения. А терять своих людей понапрасну князь не желал.

Мы терпеливо ждали, когда за стенами устанут хоронить мертвецов, когда болезни дадут о себе знать и свершится то, что должно — либо они все выйдут в поле на решительный, но гибельный бой.

Каково же было удивление Рюрика, когда створы крепостных ворот приоткрылись и оттуда вышло посольство, неся над собой белое полотнище, подцепленное на копьё.

Сьёльв с варягами выдвинулся навстречу, но вскоре от него пришёл человек и пояснил, что Корела умоляет о перемирии, дабы справить похоронные обряды. В залог же добрых намерений в заложники предают нам самых знатных из юношей, с тем чтобы были они отпущены обратно, когда истечёт оговорённый срок.

Великий князь передал Сьёльву, чтобы тот пропустил послов, а старшего приказал привести к себе в шатёр. Юноши, все пятеро, были без оружия, так казалось провожатым.

Мы с Гудмундом просили князя не давать им передышки. Но он рассудил иначе — всё же обычай словен и корелов схож, так что Рюрик решил дать им сутки на свершение положенных ритуалов. И в том его поддержали другие новгородцы.

Но едва лишь Рюрик вышел навстречу послам, этот, именующий себя Хередом, преклонил колено в знак смирения, а после с быстротой змеи бросился на князя и с криком: «Умри!» — вонзил ему в бок этот нож… Рюрик ударил предателя наотмашь что есть силы, тот полетел наземь.

— Не убивать! — успел воскликнуть князь и сам вытянул железо из раны.

Но четверых мы закололи и порезали на куски тут же, у него под ногами, а Хереду была уготована особая участь. Его избили до полусмерти, связали и посадили в яму, куда мочились и швыряли отбросы все оставшиеся дни, туда же полетели кишки его друзей.

— Это царапина! — успокоил нас Рюрик и сам повёл дружины на приступ, хотя волхвы упрашивали промыть и перевязать рану.

Мы устремились на стены с разных сторон, в ярости варяги высадили ворота тараном в считаные мгновенья и ворвались в крепость. Земля была устлана трупами женщин, стариков и детей, а мужчины обратили оружие против нас. Корелы были смяты и сметены тут же, так бушующий вал не оставляет в шторм камня на камне.

Никому не было пощады, один лишь Херед дожидался казни.

В пылу сечи Рюрик не замечал ни усталости, ни раны. Но когда с перерезанным горлом пал последний враг, князь поспешил удалиться в шатёр, предоставив воинам город, как того требовал обычай.

К вечеру ему стало совсем плохо. Все старания знахарей, как я прежде говорил, оказались напрасными, он угасал…

Я бы собственноручно разорвал этого Хереда на части у подножия тризного костра, но едва мне стало ясно, что и Рюрик, и сестра моя умерли от одного яда, я решил до поры до времени щадить убийцу и вызнать, чья рука готовила отраву. Кто годами вынашивал месть и осуществил её чужими руками…

— Сочувствую вашему горю, — вымолвила Риона, оглядывая Силкисив и мужа. — Да сжалится всемогущий Господь над рабами своими, да примет он убиенных в царствие своё…

— Рюрик, я в это верю, давно пирует в чертогах Всеотца! — возразил ей Олег. — Куда и зачем ты отправила своего монаха?

— Он не слуга мне, он служит Господу нашему.

Силкисив встала, решительная, грозная, она приблизилась к Рионе, та в испуге отшатнулась. Сколько в ней было силы, Рюриковна отвесила ей звонкую пощёчину.

— Бей, бей! — воскликнула Риона, подставляя молодой сопернице другую щёку.