Книга Штамм. Начало - Чак Хоган

Эф сдернул тяжелые портьеры с одной из арок, в комнату ворвался солнечный свет. Стеклянные двери закрывала декоративная чугунная решетка, но Эф отодвинул задвижку, и она открылась.

Фет заставлял Владыку пятиться. Эф повернулся к Сетракяну, ожидая, что тот нанесет последний удар, и увидел, что старый профессор лежит на полу рядом с мечом, хватаясь за грудь.

Эф застыл, переводя взгляд с такого уязвимого теперь Владыки на Сетракяна, умирающего на полу.

– Чего вы ждете? – спросил Фет, наставивший лампу на вампира.

Эф метнулся к старику. Опустился на колени, увидел тоску на лице Сетракяна. Его пальцы хватали жилетку над сердцем.

Эф положил меч на пол, оторвал пуговицы, распахнул жилетку и рубашку, обнажив дряблую грудь старика. Пощупал пульс на шее. Не нашел.

– Эй, док! – крикнул Фет.

Он уже подогнал Владыку к пятну солнечного света на полу.

Эф легонько помассировал грудь Сетракяна. Он боялся делать массаж сердца, опасаясь, что сломает старику ребра. Вдруг Эф заметил, что пальцы Сетракяна тянутся к жилетке.

Фет в панике обернулся, не понимая, что происходит. Он увидел, что Сетракян лежит, а Эф склонился над ним.

Фет смотрел на них на мгновение дольше, чем следовало. Владыка схватил Фета за плечо и потянул на себя.

Эф что-то нащупал в кармане твидовой жилетки Сетракяна. Вытащил серебряную коробочку, открыл. С десяток крохотных таблеток вывалились на пол.

Фет не мог пожаловаться на рост и габариты, но в сравнении с Владыкой казался ребенком. Он по-прежнему держал лампу в руке, пусть его и схватили за плечо. Он поднес ее к Владыке и обжег ему бок. Ослепленный монстр заорал от боли, но руку не разжал. Более того, другой рукой ухватился за волосы на затылке Фета и начал загибать голову назад, несмотря на сопротивление Василия. И вскоре Фет уже смотрел в жуткое лицо Владыки.

Эф схватил одну таблетку, другой рукой придержал голову старика, сунул таблетку под язык. Вытащил пальцы изо рта, тряхнул Сетракяна, заорал на него. Глаза старика раскрылись.

А Владыка уже раскрыл рот, меж бесцветных губ показалось жало, готовое вонзиться в незащищенную шею Фета. Тот боролся, как мог, но рука Владыки все дальше загибала его голову назад.

– Нет! – заорал Эф и, бросившись на Владыку с мечом в руке, ударил по широкой спине чудовища. Фет мешком повалился на пол. Голова Владыки повернулась, жало нацелилось на Эфа, нашел его и затуманенный взгляд монстра.

– Мой меч поет серебром! – крикнул Эф и попытался рассечь шею Владыки. Клинок действительно запел, но монстр отшатнулся, и удар не достиг цели. Эф махнул мечом еще раз, и опять мимо, потому что Владыка все пятился и пятился. Он уже находился в полосе солнечного света, падающего через двухстворчатую стеклянную дверь, а за дверью его ждал залитый солнцем внутренний дворик на крыше.

Эф мог его добить. Владыка знал, что Эф может его добить. Эф поднял меч обеими руками, чтобы пронзить раздувающуюся шею монстра. Король-вампир с отвращением смотрел на Эфа, даже надвинул капюшон на голову, чтобы казаться еще выше.

– Умри! – взревел Эф, бросаясь к нему.

Владыка развернулся и вышиб стеклянную дверь. В звоне бьющегося стекла он покатился по горячим керамическим плиткам под убийственными лучами солнца.

Остановился, встал на одно колено.

Эф по инерции выскочил во внутренний дворик и замер среди осколков стекла, глядя на закутанного в плащ коленопреклоненного вампира, ожидающего смерти.

Владыка дрожал всем телом, пар поднимался из-под черного плаща. А потом король-вампир поднялся во весь свой огромный рост. Его трясло, как в эпилепсии, пальцы сжались в кулаки.

С ревом монстр отбросил плащ – тот, дымясь, упал на пол. Голое тело Владыки таяло на глазах, кожа темнела, будто обугливаясь, из нежно-белой становилась грубой и черной.

Рана на спине, нанесенная Эфом, превратилась в глубокий черный шрам, словно бы прижженный лучами солнца. Он повернулся, все еще трясясь, лицом к Эфу… и Фету, стоящему в дверях… и Сетракяну, приподнявшемуся на одно колено… Голый, почерневший, с безволосой промежностью без всяких признаков гениталий. А под черной кожей извивались от боли кровяные черви.

С невероятно жуткой улыбкой, с чудовищной гримасой боли, но одновременно и торжествуя, Владыка поднял голову к солнцу и возопил, бросая вызов светилу и проклиная его. А потом с невероятной скоростью метнулся к краю внутреннего дворика, взобрался на низкую стену, побежал к лесам, спрыгнул на них… и исчез, растворился в утренних тенях Нью-Йорка.

Клан

Назарет, Пенсильвания

В давно заброшенной и отсутствующей на всех картах асбестовой шахте, в десятках метров под пенсильванскими лесами, посреди многокилометрового лабиринта тоннелей трое Древних Нового света совещались в чернильно-черной пещере.

Их тела за долгие тысячелетия стали гладкими, как обточенные водой камни, движения – невероятно замедленными. О внешности они могли не заботиться, зато внутренние органы функционировали с максимальной эффективностью. И ночное видение достигло совершенства.

В клетках, построенных в западной части их владений, Древние уже начали заготавливать пищу на зиму. И иногда полный отчаяния человеческий крик разносился по тоннелям.

Это седьмой.

Несмотря на внешнее сходство с человеком, речью они давно уже не пользовались. Двигались медленно. Даже движения их красных пресыщенных глаз и те были чрезвычайно медлительными.

Так это вторжение?

Это нарушение.

Он думает, мы старые и слабые.

Кто-то еще в этом участвовал. Кто-то помог ему пересечь океан.

Кто-то из других?

Один из Древних Нового света телепатически связался со Старым светом.

Нет у меня такого ощущения.

Тогда седьмой заключил союз с человеком.

С человеком против всех людей.

И против нас.

Разве теперь не очевидно, что он один несет ответственность за болгарскую резню?[84]

Да. Он доказал готовность убивать себе подобных, если кто-то встанет у него на пути.

Мировая война и впрямь испортила его.

Он слишком долго кормился в окопах. Пировал в концентрационных лагерях.

И теперь нарушил перемирие. Ступил на нашу землю. Хочет подчинить себе весь мир.

Что он хочет, так это еще одной войны.

Коготь самого высокого из Древних дернулся – невероятное событие для существа, предпочитающего полную неподвижность. Тело они воспринимали как сосуд, поменять который не составляло труда. Наверное, они слишком расслабились. Не почувствовали угрозы.