Книга Каин и Авель - Джеффри Арчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не могу разжечь огня, – проскрипела она, шевеля решётку своей палкой. Слабо тлеющее полено не хотело разгораться, а женщина напрасно рылась в карманах. – У меня нет бумаги. – Она взглянула на Авеля, и в её глазах впервые загорелась искра интереса. – А у вас нет бумаги?
Авель пристально посмотрел на неё.
– Вы не помните меня? – спросил он.
– Нет, я вас не знаю.
– Да знаете, Елена. Меня зовут… Владек.
– Вы знали моего маленького Владека?
– Владек – это я.
– О нет, – произнесла она с печальной отрешённостью. – Он был слишком хорош для меня, на нём была Божья отметина. Барон отнял его, чтобы сделать ангелом, да, забрал у матери малыша…
Её старческий голос был скрипуч и тих. Она села, её морщинистые руки теребили подол.
– Я вернулся, – сказал Авель уже настойчивее, но старуха не обращала на него внимания, и только её дрожащий голос продолжал звучать, как будто в комнате никого больше не было.
– Они убили моего мужа, моего Яцека, а всех моих любимых детей забрали в лагерь, кроме маленькой Софии. Я спрятала её, и они ушли ни с чем. – Её голос был ровным и равнодушным.
– А что случилось с маленькой Софией? – спросил Авель.
– Русские отняли её у меня в следующую войну, – сказала она безразличным голосом.
Авель содрогнулся.
Старуха очнулась от воспоминаний.
– Что вам нужно? Почему вы задаёте мне эти вопросы? – требовательно спросила она.
– Я хотел познакомить вас с моей дочерью Флорентиной.
– Когда-то у меня была дочь по имени Флорентина, а теперь осталась только я одна.
– Но я… – Авель начал расстёгивать рубашку.
Флорентина остановила его.
– Мы знаем, – улыбнулась она старухе.
– Да как ты можешь знать? Это случилось задолго до твоего рождения.
– А нам рассказали в деревне, – не задумываясь, ответила Флорентина.
– У вас нет бумаги? – спросила Елена. – Мне нужна бумага, чтобы развести огонь.
Авель беспомощно посмотрел на Флорентину.
– Нет, – ответил он. – Извините, мы не захватили.
– Чего вам надо? – вновь повторила старуха злым голосом.
– Ничего, – ответил Авель, смирившийся с тем, что она не вспомнит его. – Мы просто зашли сказать «привет».
Он вытащил из кармана бумажник, вынул из него злотые, которые обменял на границе, и протянул старой Елене.
– Спасибо, спасибо, – довольно сказала она.
Авель наклонился, чтобы поцеловать свою приёмную мать, но та уклонилась.
Флорентина взяла отца за руку, вывела из дома и повела его по лесной тропинке к автомобилю.
Старуха следила за ними из окна, пока не убедилась, что они скрылись из виду. Затем смяла каждую банкноту в комок и аккуратно подложила их в печь. Они сразу же загорелись. Старуха положила поверх горящих злотых поленья и села у огня – самого яркого за многие недели – потирая руки от удовольствия и тепла.
Всю дорогу к машине Авель молчал, пока перед ними не показались ворота имения. Он изо всех сил пытался забыть о том, что видел в домишке, и сказал Флорентине, что сейчас она увидит самый красивый замок в мире.
– Когда ты прекратишь всё преувеличивать, папа?
– В мире, – тихо повторил Авель.
– Я скажу тебе, превосходит ли он Версаль, – засмеялась Флорентина.
Они сели в машину, и Авель въехал в ворота, вспоминая грузовик, на котором он проехал через них же в последний раз, и направился к замку в полутора километрах отсюда. На него нахлынули воспоминания о счастливых днях, когда он жил здесь ребёнком с бароном и Леоном, и о несчастных днях, когда русские увезли его из любимого замка и он думал, что никогда больше его не увидит. Но теперь Владек Коскевич возвращался, и возвращался, чтобы потребовать назад то, что принадлежало ему по праву!
Автомобиль подбрасывало на ухабистой дороге, оба молчали в ожидании; и вот они повернули в последний раз и наконец увидели дом барона Росновского. Авель остановил машину и уставился на свой замок. Никто не произнёс ни слова, они просто с недоумением смотрели на руины его мечты.
Они медленно вышли из машины. Флорентина изо всех сил сжала руку отца, а по его щекам текли слёзы. Они всё ещё молчали. От замка осталась только одна стена, которая напоминала о былом величии, а всё остальное представляло собой заброшенную груду мусора и кирпича.
У Авеля не хватило сил рассказать ей об огромных залах замка, о его кухнях и спальнях. Он подошёл к трём холмикам, которые теперь сровнялись с землёй и поросли густой травой. Это были могилы барона, Леона и Флорентины. Авель опустился на колени, и ужасные видения последних секунд их жизни предстали перед его глазами. Дочь стояла рядом, положив руку ему на плечо. Прошло много времени, затем Авель медленно поднялся, и они молча побрели среди руин. Держа друг друга за руки, они спустились в полуразрушенный подвал.
– Вот здесь твой отец провёл четыре года своей жизни.
– Но как это возможно? – недоумённо спросила Флорентина.
– Теперь-то здесь лучше, чем было тогда, – продолжал Авель. – По крайней мере много свежего воздуха, солнце и чувство свободы. А тогда ничего этого не было, только темнота, смерть, запах смерти и – что хуже всего – желание смерти.
– Уйдём отсюда, папа! Боюсь, что, если ты останешься здесь дольше, тебе станет плохо.
Флорентина за руку отвела упирающегося отца к машине и сама села за руль.
Пока они ехали по аллее, Авель ни разу не оглянулся на разрушенный замок.
По пути обратно в Варшаву он был очень немногословен, а Флорентина не пыталась расшевелить его.
– Теперь мне осталось достичь лишь одной цели в жизни, – заявил её отец, а Флорентина задумалась: о чём это он говорит? – но не стала выяснять. Впрочем, ей удалось уговорить отца провести выходные в Лондоне, что, как ей казалось, развлечёт его и поможет ему забыть старуху и развалины его замка.
На следующий день они вылетели в Лондон, сняли номера в том же «Клэридже», и Флорентина отправилась возобновлять знакомства с прежними друзьями и заводить новых. Авель провёл много времени за чтением всех газет, которые только смог достать. Он хотел войти в курс последних событий в Америке, произошедших, пока он был в отъезде.
Небольшая заметка в субботнем выпуске «Таймс» привлекла его внимание. Самолёт «Виккерс-Вискаунт» компании «Интерстэйт» разбился сразу же после взлёта в аэропорту Мехико в пятницу утром. Погибли семнадцать пассажиров и экипаж. Мексиканские власти тут же обвинили «Интерстэйт» в плохом обслуживании своих самолётов. Авель снял трубку и попросил телефонистку соединить его с отделом трансатлантической связи.