Книга Багровые ковыли - Виктор Смирнов

Свердлов в тот же день связался с Коминтерном, с Зиновьевым, Бухариным. Те тоже подтвердили: решение принято на самом верху и «почту» надо посылать самым срочным образом. И очень серьезную. Эдак каратов тысячи на три или даже больше. И еще добавить два-три уникальных камушка не для превращения в валюту, а для личных подарков влиятельным особам.

Камни – ладно, камни найдутся, а где взять надежного курьера? Последний посыльный во Францию попался по-глупому. Сойдя на берег в Гавре, он напился в стельку в первом же бистро. Ошалел от одного вида стойки бара и количества закусок.

А между тем от Гавра до Парижа рукой подать, оставалось только пароходиком, или автобусом, или курьерским незаметненько, не выпячиваясь, добраться до столицы (двести верст – как от Тулы до Москвы!) и там сдать «багаж» представителю банкирской конторы «Борис Жданов и К°», а может, и самому Борису Ивановичу. Жданов в Париже был своим человеком и знал, как превращать бриллианты во франки или доллары.

Так нет же – напился, попал в полицию, и там у него реквизировали камушки, приняв его, к счастью, за международного афериста или спекулянта. И камушков-то было немного, курьер был неопытный, молодой, его только испытывали.

Ладно, Литвинов наорал! Давай, Вениамин, посылай надежного человека с крупным грузом. А где его взять, надежного? Матроса или пролетария не пошлешь, надо интеллигента с пониманием заграничной жизни. А интеллигенты – или у белых, или поставлены к стенке (в лучшем случае, сидят), остальные – сто раз засвеченные коммунисты из числа недоучившихся юристов или врачей.

Вот и не спалось Вениамину Михайловичу. А тут еще недавний скандал в Гохране. Крупные хищения, утаивания, мошенничество. Чушь, конечно. Юровский раздувает дело. Вновь хочет выбиться в тузы. Но председателю Красного Креста от этого не легче, ему нужны специалисты, которые сумеют разобраться в ценностях, подобрать нужные камушки. Не так легко было найти хороших ювелиров для вновь создаваемого Гохрана. Приходилось закрывать глаза на сословную принадлежность. И если сейчас, с подачи Юровского, их арестуют, кто же тогда будет этим заниматься? Извините, опять матросы? Флота не хватит, чтобы всюду матросов на аврал посылать. Да и не то время. Пора хозяйничать! Причем с умом…

Верочка пробормотала что-то, повернулась к нему и снова заснула. Кровать у них широченная, с резной спинкой в стиле модерн – замысловатые резные завитушки и амурчики в листве. Матримониальная метрополевская кровать для солидных путешествующих пар. А может, и для купеческого разврата, кто знает.

Вениамин Михайлович внимательно посмотрел на Верочку. Во сне каждый человек беззащитен, а женщина беззащитна вдвойне. Ни косметики, ни контроля над лицом и телом – вся как есть. Как природа создала. И еще посапывает, похрустывает какой-то перегородочкой в носу. Хи-хр, хи-хр. Лицо обмякло, немножко расплылось: простое, домашнее лицо, как будто потерявшее на время сна свою удивительную красоту. Правая грудь под собственной тяжестью вывалилась из рубашки, открыла мягкий, спящий рыжий сосок, какие-то складочки, напоминающие о том, что время идет, а годы не красят, и даже двадцать пять – уже не девятнадцать. Им бы ребенка родить – только какой во время военного коммунизма ребенок? Земля ходуном ходит. Правда, кровать прочна. Но это пока ты живешь во Втором Доме Советов.

От его взгляда Верочка просыпается, оценивает сквозь еще почти сомкнутые ресницы: какое у нее выражение лица, когда он за нею наблюдает? Перестает посапывать. Лежит тихо, как кошка возле мышиной норки. Потом вопрос в лоб:

– Ну и как ты меня находишь во сне? Не та?

– Та, дорогая, та. Ты для меня всегда та.

– Правда? – улыбается. – Милый… А ты почему не спишь?

А вот мужчина рано утром тоже по-своему беззащитен. Откровенен. Правда, Верочка и так почти все знает о работе мужа. Вениамин Михайлович не может не делиться. Знает, что нельзя, а не может. Ему кажется, что общая тайна еще крепче свяжет его и Верочку. Вениамин Михайлович очень боится потерять жену, упустить.

И он рассказывает Верочке о беде, случившейся в Гохране, и об отсутствии курьера. И еще о том немолодом, чрезвычайно симпатичном профессоре археологии, который приходил к нему по делу. Дело оказалось действительно очень важным: думая о будущем, он старался сохранить для Республики наилучшие ювелирные вещи. Вот и сохранил! Как бы теперь ему не оказаться в подвалах Лубянки.

Верочка, нахмурив лобик (три складочки на переносице – Вениамин Михайлович пальцем старается их разгладить, но Верочка отстраняет руку), вдруг произносит как будто невзначай:

– Говоришь, курьеров нету? А ты этого профессора возьми и пошли во Францию, милый. Интеллигентный человек, наверняка французский знает. Да и к пожилым людям профессорского вида доверия на границах больше. И он, уж точно, не загуляет в бистро. А ты тем самым уведешь его от этого уголовного дела.

Вениамин Михайлович даже вздрагивает, его подбрасывает, как от удара током. Да ведь это мысль! Он бы и за сто лет не додумался, а она возьми и выскажи такую ценную идею в полусне.

Женский ум – что за загадка!

– Спасибо, Верочка. Гениально, – бормочет ошарашенный электричеством Вениамин Михайлович. – Как это ты так сразу!

– Ну, вот видишь, – лениво произносит Верочка. – И все устроится. Что ж тебе голову ломать?.. Ну, иди же ко мне!

И она обнимает его своими мягкими, но сильными руками. Ах, Вениамин Михайлович, все банки мира не стоят одного этого объятия! Пусть громыхает и плюется кровью военный коммунизм – кровать в «Метрополе», сработанная царских времен краснодеревщиками, прочна и необъятна, как жизнь. Как сладкая, мучительно-сладкая жизнь!

Глава седьмая

Этим же утром, кутаясь в пальто от мелкого холодного дождя и натянув на голову шляпу так, что обвисли поля, Иван Платонович пришел в Гохран. Тенью за ним следовал Бушкин.

Здание Ссудной палаты выглядело вымершим домом. Темно. Все ювелиры, все рабочие на период ведения дела отстранены. «Надеюсь, это ненадолго, – подумал Старцев. – Ведь не может же Гохран остановиться, как не может остановиться река, питающая своей силой мельничное колесо. Иначе Республика захлебнется без средств».

Вот только вчера им поступил «польский заказ». Надо задабривать Польшу. А кто соберет серьезную «посылку» во Францию, если не Пожамчи, Шелехес, Левицкий? Не Юровский же, у которого опыт продавца второсортного ювелирного магазина!

У входа в Гохран его встретил новый постовой. Лицо показалось знакомым. Он узнал в нем того симпатичного, совсем юного бойца из конвойного полка, который сопровождал их от Брянского вокзала сюда, к Ссудной палате. Он еще какую-то песенку тогда напевал. Странный такой юноша.

– Здравствуйте! – обрадованно и совсем по-штатски сказал постовой и, спохватившись, отдал честь. – Извините, товарищ комиссар, я тут двоих военных пристроил во дворе, вон там, под навесом. Бумаги проверил, а как же! Бумаги в порядке. Говорят, золото вам принесли…