Книга Литература факта и проект литературного позитивизма в Советском Союзе 1920-х годов - Павел Арсеньев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
192
Маяковский В. Расширение словесной базы. С. 15–16.
193
Применению киттлеровского метода не только к дискурсивной инфраструктуре авангарда, но и к русской литературе XIX века посвящен отдельный том, см.: ЛП.
194
К моменту начала работы «Нового ЛЕФа» и визита Беньямина в Москву зимой 1926–1927 гг. между советской столицей и Берлином уже существует активный трансфер художественных идей и технологий. Во-первых, первый международный сеанс радиотелефонной связи состоялся между Ходынской радиостанцией в Москве и представителями «Телефункен» в Гельтове близ Берлина. Первое «говорит Москва» прозвучало сразу по-русски и по-немецки, но ответить Москве словами Берлин не смог – сеанс оказался односторонним, поскольку в Германии не было достаточного мощных радиоламп. Таким образом, на сочиненную за полчаса до начала сеанса связи «телефонограмму» (медиум уже позволял вспомнить о необходимости сообщения только в последний момент) из Германии отвечали с помощью азбуки Морзе. Наконец, во второй половине 1920-х начинают поступать и сигналы обратной связи: Эрнст Толлер работает над радиопьесой, которая выходит в постановке Эрвина Пискатора под названием «Новости Берлина» и уже несколько месяцев звучит по московскому радио в постановке Николая Волконского, автора первых радиопьес в СССР. К ней не раз обращается в своих статьях Шкловский, рекомендующий также к вещанию «Звучащую волну» Вальтера Рутмана (1926), в которой музыка, голос и акустические эффекты существуют на равных правах. В соответствии с ленинским определением радио как «газеты без бумаги и расстояний» эти передачи вскоре получают название «радиогазет» («Вся Россия будет слышать газету, читаемую в Москве» – ср. с эпохой, когда «наши речи за пару шагов не слышны»). См. подробнее о взаимовлиянии немецкой и советской аудиокультуре: Шерель А. Радиовещание 1920–30-х годов: К проблеме взаимного влиянии немецкой и русской аудиокультур // Советская власть и медиа. С. 104–112. Однако, несмотря на весь авангардный характер экспериментов, идущих на пересечении искусства и нужд социальной коммуникации, «женщины не должны допускаться до чтения материалов „Радиогазет“, так как женские голоса часто не гармонируют с содержанием важных пропагандистских текстов» (цит. по: Радиожурналистика: Учебник. М.: Высшая школа, 2002. С. 25). Это политическая директива тем более примечательна, что именно женские голоса по технологическим характеристикам лучше подходят для работы телефонного оператора. См. об этом подробнее в эссе «Т. н. человек и записывающие аппараты авангарда» в ЛП, а также в уже приводившейся статье: Siegert B. Switchboards and Sex.
195
Путешествие было предпринято на средства, выделенные Мартином Бубером в счет будущих статей об СССР для журнала Die Kreatur.
196
Беньямин В. Московский дневник / Пер. с нем. С. Ромашко. М.: Ad Marginem, 1997. С. 9. Далее страницы приводятся в тексте.
197
После возвращения из Москвы Беньямин станет активным сторонником идей производственного искусства, которые дадут о себе знать, среди прочего, в эссе «Автор-как-производитель», посвященном в основном Третьякову, см. подробнее главу «Лекция в Берлине, или Советский колхозник на рандеву».
198
Рыклин М. За кулисами революции. Красный Октябрь Вальтера Беньямина // Советская власть и медиа. С. 40.
199
Ср. также «Вместо того чтобы поставить революции диагноз, Беньямин накапливает симптомы» (Рыклин М. За кулисами революции. С. 44). «Событие революции заражает Беньямина», «Поставить диагноз Октябрьской революции…» (С. 45).
200
Эта фразеология пускает метастазы уже в самом послесловии переводчика: слово «диагноз» употребляется в тексте 12 раз. См.: Рыклин М. Две Москвы. «Московский дневник» 70 лет спустя // Беньямин В. Московский дневник. С. 214–218.
201
Эта форма «трудовой терапии» была разработана Беньямином на материале очерковой литературы XIX века и поэтому также рассматривается нами в ЛП.
202
См. об этом соответственно главы «„Язык нашей газеты“: лингвистический Октябрь и механизация грамматики» и «Эпос и медиа-анализ: техника и поэтика настоящего времени».
203
Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. М.: Ad Marginem, 1998. С. 170.
204
Как примерно в эти же годы стремится поступать и Витгенштейн в своей поздней версии философии (обыденного) языка, находясь в непосредственной связи с (британской) эмпирической традицией.
205
В статье «Автор как производитель», посвященной немецкому авангарду, это правило трансформируется в рефлексию по поводу собственной позиции не по отношению, а в контексте производственных отношений (в которые Беньямин так и не сумеет вписаться в Москве). См. главу «(Продолжение следует) в Германии: Автор как производитель и учитель других авторов».
206
Гёте вырабатывает метод, который назовет «нежным эмпиризмом» (eine zarte Empirie), при котором субъект оказывается настолько восприимчив к объекту, что «делает себя совершенно идентичным с ним, становясь теорией» (Es gibt eine zarte Empirie, die sich mit dem Gegenstand innigst identisch macht, und dadurch zur eigentlichen Theorie wird (Goethe, Johann Wolfgang: Sprüche in Prosa. Sämtliche Maximen und Reflexionen // Idem. Sämtliche Werke. Briefe, Tagebücher und Gespräche. 40 vols, here vol. 13 / Ed. by H. Fricke. Frankfurt a.M.: Deutsche Klassiker Verlag, 1993. P. 149 (Nr. 2.30.1)), а также о воображении и интуиции как определяющих эпистемических добродетелях в эпоху Гёте: Дастон Л., Галисон П. Объективность. С. 107–180.
207
В случае Беньямина такой «обмен веществ», при котором субъект подступает к вещам так близко, что начинает путать себя с ними, не ограничивается символическими медиа, но выходит далеко за пределы дозволенного легальной фармакологией того, да и нынешнего времени. См. подробнее: Беньямин В. Гашиш в Марселе // Он же. Озарения / Пер. с нем. Н. Берновской, Ю. Данилова, С. Ромашко. М.: Мартис, 2000.
208
Подробнее об этом см.: Беньямин В. Московский дневник. С. 83.
209
Рыклин М. За кулисами революции. С. 43.
210
Гёте вырабатывает такой метод в своем «Учении о цвете», которым спорит с Ньютоном. См. подробнее об этом: Месяц С. Иоганн Вольфганг Гёте и его учение о цвете. Часть первая. М.: Кругъ, 2012. О понятии «нежного эмпиризма» см. также специальный выпуск журнала Janus Head и особенно: Wahl D. «Zarte Empirie»: Goethean Science as a
