Книга Зеркало времени - Майкл Кокс

Через день после нашего с Эмили возвращения в Эвенвуд Сьюки принесла мне письмо от мадам. Уже уходя, она вдруг нерешительно остановилась у двери, а потом повернулась ко мне, заливаясь густой краской, и жалобно проговорила:

— Пожалуйста, мисс Алиса, можно спросить вас кой о чем.

— Ну конечно! — Меня не на шутку встревожило расстроенное личико Сьюки, обычно веселой и улыбчивой. — Что стряслось? Поди сюда, милая, и расскажи, в чем дело.

— Я хочу знать, дурно ли я поступила, взяв вот это.

Она вынула из кармана фартука замусоленный листок бумаги и протянула мне.

— Я нашла это в платье, которое миледи велела мне убрать к другим нарядам, что мы перенесли из старой гардеробной в южном крыле, когда там протекла крыша, — пояснила девушка. — Оно красивое и почти ненадеванное, но госпожа сказала, мол, ей цвет не нравится и она больше не станет его носить. Я, значит, платье-то забрала, а потом из одного кармана выпал гребень — красивый такой черепаховый гребень с перламутровой инкрустацией. Понятно, я решила обыскать остальные карманы, не осталось ли и в них чего. Ну и нашла письмо. О, мисс Алиса, я его прочитала, хотя и понимала, что не следует. Я нехорошо поступила, конечно, ведь я сразу увидела, что оно адресовано ее светлости. Но когда я начала, мне уже было не остановиться. Оно такое чудное, хотя и непонятное… А потом, когда на святки сюда наведывался Альф Галли — для меня он так и остался Альфом Галли, даром что теперь заделался важной птицей в сыскном бюро, мы ведь с ним росли вместе… так вот, Альф Галли велел примечать, не появляются ли здесь какие чужаки, и я тотчас вспомнила, как Чарли Скиннер говорил, что однажды вечером видел незнакомую старуху, она прохаживалась по Библиотечной террасе вместе с миледи… В общем, я тогда сразу подумала, что эта-то старуха, верно, и написала письмо. Не знаю почему, но я ничего не сказала Альфу Галли. Я боялась, у меня выйдут неприятности из-за письма, ну и спрятала его обратно под матрас. Но оно все не давало мне покоя, мисс Алиса, и наконец я не выдержала и рассказала про него матушке, а она велела отдать письмо вам, дескать, вы сумеете правильно им распорядиться. Вот оно. Я дурно поступила, да? Пожалуйста, скажите мне.

— Нет, Сьюки. — Я ласково взяла славную девушку за руку, чтобы успокоить. — Ты не сделала ничего плохого. А если и провинилась, то самую малость и уже загладила свою вину. А теперь беги, голубушка, и не переживай больше. Я решу, как лучше поступить.

Сьюки поблагодарила меня самым трогательным образом и удалилась, оставив мне засаленный, измятый лист бумаги, местами надорванный, на котором — корявым почерком, с грубыми ошибками, несуразным полуграмотным слогом, с многочисленными жирными подчеркиваниями — было написано нижеследующее любопытное послание:

Миледи!

Много минуло годов и много воды утекло под множеством мостов с той поры, когда я имела честь прислуживать вашей светлости — как вы виличаетесь нынче, хотя тогда звались иначе. Но я ласкаюсь надеждой, что вы помните меня и мою справную службу вам.

Мы с вами плохо растались тогда во Франценбаде. Это дорого встало мне и — коли вы не знаете — довело меня и моего бедного славного мальчика до бедственого положения через многие страданья и тяготы.

Может, вы и забыли то времечко (хотя наврядли), но я-то не забыла, уверяю вас. И сейчас вам на конец явился случай искупить свою вину за то, что вы безсердечно бросили в беде нас с сыночком.

В добавок ко всем моим воспоминаньям о той поре, кои я сохраню по гроб, пускай и не могу ни чего доказать, теперь в моем владении оказалось нечто, проливающее свет на причину всей истории, и я уверена, вы возимеете желание тайно хранить это у себя до скончанья дней.

Не буду ходить вокруг да около, миледи: я говорю о письме к некой ныне покойной знатной персоне, из которого все становиться ясней ясного — и написавши которое, вы поступили опрометчиво, миледи, но к выгоде для меня, как теперь получается. Оно, ежели помните, было написано в один очень важный для вас день, когда, видать, чуства в вас возпреобладали над здравоумием. Вы еще пролили на него духи — препоминаете? Однако посланьице ваше так и не было отправлено: мой сынок оставил его у себя, по своим причинам, а мне не сказал. Но теперь оно найдено и находиться в моих руках.

Я бы хотела воротить вам письмо — ведь оно поправу ваше, а я женщина чесная. Но мне надо както жить, а потому я охотно отдам его вам за вознагражденье за все лишения, притерпенные мной за минувшие двадцать годов, а это очень долгий срок, миледи.

Я имею охоту свидеться с вами да подышать свежим деревенским воздухом, а посиму прошу вас написать возможно скорей на адрес миссис Туриппер… [здесь бумага измята и порвана]… тогда я принесу… [неразборчиво вдоль истертого сгиба бумаги: «письмо, дабы вы убедились»?]… в его подлиности. Но вы не получите его в руки, покуда вы или ваше довереное лицо не выдаст мне то, что причитаеться, — сумму я назову при встрече с вами в вашей усадьбе.

Напишите поскорей, миледи. И не вздумайте шутить со мной.

С совершеным почтением

Б. К. (миссис).

Я отложила письмо. Вкупе с моим собственным свидетельством о встрече с некой Б. К. в «Дюпор-армз» оно служило веским доказательством, что Эмили встречалась здесь, в Эвенвуде, с покойной миссис Барбариной Краус незадолго до того, как тело несчастной выловили из мутных вод Темзы рядом с Николсоновской пристанью.

Я словно воочию увидела эту картину: гнусная старуха в изношенных грязных башмаках ковыляет по террасе — сгорбленная уродливая ведьма рядом со своей высокой и статной жертвой, почти открыто злорадствующая, что надменная леди Тансор наконец оказалась в ее власти и теперь поплатится за причиненную ей обиду; а миледи изо всех сил старается сохранять достоинство и самообладание перед своей мучительницей.

Я живо представила ледяной ужас, охвативший Эмили при виде своего давнего письма, в котором она опрометчиво выдала какую-то страшную тайну и огласку которого теперь должна была предотвратить любой ценой.

Инспектор Галли не ошибался. Здесь имел место самый обычный шантаж. Миссис Краус встретила безвременную смерть из-за давно забытого письма, все еще хранившего слабый запах фиалок, над которым ее бедный, до беспамятства влюбленный сын свыше двадцати лет предавался грезам.

Замыслила ли Эмили убийство миссис Краус с самого начала? Нет, я решительно не могла поверить в такое, пускай она и предала моего отца в свое время. Вероятно, ее распоряжения, отданные мистеру Вайсу, были превышены — как произошло в случае с нападением на мистера Картерета, совершенным по приказу Феба Даунта. Я вдруг словно наяву увидела жестокие глаза мистера Вайса, выслушивающего Эмили. Я даже представила, что он мог сказать в ответ: никаких полумер, миледи, никаких полумер… А потом вкрадчивые речи с экивоками, такие успокоительные, такие утешительные. И понимающие взгляды: к чему слова, когда все и так понятно? Не беспокойтесь, миледи. Все будет улажено, если вы предоставите дело мне…