Книга Барчестерские башни - Энтони Троллоп

Вот так наша героиня сыграла последний акт мелодрамы этого дня.

ГЛАВА XLIII Мистер и миссис Куиверфул счастливы. Мистера Слоупа поддерживает пресса

Перед отъездом в Уллаторн миссис Прауди — сама предусмотрительность! — позаботилась о том, чтобы в Пуддингдейл были отосланы два письма (от нее и от ее супруга), которые исполнили счастьем сердца тех, кому были адресованы.

Едва отбытие лошадей освободило конюха епископа для других занятий, этот смиренный обитатель епархии отправился в путь на собственной кобылке епископа с вышеупомянутыми депешами. В последнее время мы прочитали столько писем, что не станем утруждать себя еще и этими. В письме епископа говорилось только, что мистера Куиверфула просят явиться к его преосвященству на следующее утро в одиннадцать часов; письмо его супруги содержало такую же просьбу, но обращенную к миссис Куиверфул и облеченную в более длинные и пышные фразы.

Совесть миссис Прауди настоятельно требовала разрешения великого вопроса с богадельней, Она решила, что получить ее должен мистер Куиверфул. Она решила, что больше не допустит никаких сомнений и проволочек, никаких отказов и тайных переговоров, которые вел у нее за спиной мистер Слоуп.

— Епископ! — сказала она после завтрака в утро этого знаменательного дня.— Ты уже подписал назначение?

— Нет, душенька, пока еще нет, пока еще не подписал.

— Так подпиши!

Епископ подписал и провел в Уллаторне весьма приятный день. А вернувшись домой, он с большим удовольствием выпил в гостиной жены стакан горячего негуса и прочел свежий выпуск “Крошки Доррит”. О мужья, о мои женатые друзья! Каким великим утешением может быть жена, которой подчиняются беспрекословно!

Прибытие епископских депеш вызвало в Пуддингдейле большое волнение и трепет: возродились надежды, вновь пробудились мечты. Миссис Куиверфул, чье чуткое ухо уловило стук копыт у черного крыльца, сама принесла их из кухни мужу. В это время она была занята приготовлением ирландской похлебки, которой надлежало на весь день насытить четырнадцать птенцов и их родителей. Она приняла письма из рук посланца, захватив их в край обширного фартука, дабы не запятнать похлебкой, и таким же порядком доставила их мужу. Они тотчас поделили добычу, и каждый взял письмо, адресованное другому.

— Куиверфул! — сказала она торжественно.— Тебя ждут во дворце завтра в одиннадцать.

— И тебя, душечка! — ответил он прерывающимся голосом, и они обменялись письмами.

— Она не послала бы за мной,— сказала супруга,— если бы все не было твердо решено.

— Душечка, не будь так уверена,— ответил супруг. — А вдруг это не так?

— Тогда она за мной не послала бы, Куиверфул. Она горда, надменна и черства, как корка пригоревшего пирога, но сердце у нее хорошее.

Такое мнение о миссис Прауди миссис Куиверфул сохранила навсегда. Люди, когда их доход удваивается, обычно считают, что у тех, кому они этим обязаны, сердце, несомненно, хорошее.

— Ах, Летти! — сказал мистер Куиверфул, поднимаясь с протертого сиденья своего кресла.

— Ах, Куиверфул! — сказала миссис Куиверфул, и, забыв про кухонный фартук, про жирные пальцы и следы ирландской похлебки, они нежно обнялись.

— Только ради всего святого не поддайся опять на чей-нибудь обман,— сказала жена.

— Уж положись на меня! — яростно ответил муж и опустил кулак на стол с такой силой, словно прижимал к его крышке голову мистера Слоупа и не собирался больше ее отпускать.

— Теперь это будет скоро! — сказала она.

— Только будет ли это? — ответил он с сомнением.

— Ну, я ничего не стану говорить. Два раза нас ужо обманули, могут обмануть и в третий. Но думаю, этого не будет. Он завтра вручит тебе твое назначение, вот увидишь!

— Дай-то бог! — торжественно произнес мистер Куиверфул. И кто, зная его ношу, скажет, что он помянул имя божье всуе? Их же было четырнадцать — четырнадцать оставшихся в живых, как вопияла миссис Куиверфул перед супругой епископа. И до тех пор, пока назначения будут исходить от людей, такой аргумент будет иметь силу повсюду, несмотря на все наши экзамены, detur digniori[33]и поиски совершенства. И следует от души уповать, что это будет так. Пока мы не обрели божественности, нам следует быть человечными, иначе в стремлении к переменам мы можем пасть гораздо ниже.

И любящие супруги начали обсуждать свои трудности, которые им часто приходилось обсуждать, и свои надежды, обсуждать которые им приходилось редко.

— Когда уйдешь из дворца, Куиверфул, зайди к этому человеку,— сказала миссис Куиверфул, указывая на гневный счет, полученный с утренней почтой от барчестерского суконщика. Он был коршуном, бессовестным, жадным коршуном! Когда пошли слухи, что Куиверфулы получают богадельню, он угодливо начал навязывать свой товар бедному священнику. Он рассчитывал, что ему заплатят из средств богадельни, а человек, имеющий четырнадцать детей и располагающий средствами, чтобы их одевать,— клиент весьма выгодный. Но едва до него дошли новые слухи, как он сердито потребовал немедленной оплаты счета.

“Четырнадцать” тоже наперебой обсуждали чудесное будущее,— во всяком случае, те из них, кто достаточно подрос, чтобы мечтать и делиться своими мечтами. Старшие дочери шептались о званых вечерах в Барчестере, о новых платьях, о фортепьяно (годы и дети превратили их нынешний инструмент в жалкую развалину), о красивом саде и красивом доме — то есть обо всем, о чем им и подобало шептаться.

Мелюзга же шептаться не умела и во весь голос обсуждала площадку для игр под любимыми вязами мистера Хардинга, будущие свои садики, замечательные шарики, которые можно выменивать в городе их мечты, и доходившие до них слухи о барчестерской школе.

Тщетно пыталась благоразумная маменька заронить в их души те самые опасения, которые старалась изгнать из души мужа, тщетно повторяла она дочерям, что ничего еще не решено и нельзя делить шкуру неубитого медведя, а младшим детям внушала, что они будут жить в Пуддингдейле до конца своих дней. Радужные надежды не желали гаснуть. Окрестные фермеры прослышали про новость и явились их поздравить. Этот огонь разожгла сама миссис Куиверфул, но погасить его она уже не могла.

Бедная мать семейства, честная и добрая женщина, исполняющая возложенный на тебя долг со всем тщанием, если и не всегда с радостью, дай спокойно гореть этому огню. На этот раз пламя не опалит, а лишь согреет твою семью. Твоему мужу, твоему любимому Куиверфулу суждено многие годы самодержавно править в Хайремской богадельне.

И менее, чем кто-либо другой в Барчестере, был бы склонен омрачить их счастье мистер Хардинг, узнай он, что происходит в Пуддингдейле. Могла ли его нужда сравниться с нуждой этого полчища юных воронят? Их же было четырнадцать оставшихся в живых! Во всяком случае, по его мнению, одного этого довода было бы достаточно для назначения мистера Куиверфула.