Книга Обреченные - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тоньке тогда не поверилось, что все, это отдают ей. В колхозе она и за год столько бы не получила. А немцы погрузили все в машину, к самому дому подвезли. Увидели, сколько у нее детей, и следующий раз дали ребятне материал, шерсть, шоколад.
Тонька, работая в комендатуре, не уставала, как на телятнике. И домой возвращалась много раньше. Успевала все переделать, не выматывалась, как прежде.
А через полгода приодела детей, сама принарядилась и поправилась.
Все сельчане, работавшие в комендатуре, не сетовали на свою жизнь. Да и другие деревенские обижены не были. Никто не голодал. Никого из домов немцы не выкинули, как в соседних деревнях.
Немного поквартировав, отстроили дома на свой манер, взяв в горничные и прислуги деревенских баб, и зажили, не мешая сельчанам.
Тонька даже забывать стала о Тарасе. Жила с детьми, спокойно растила их, понимая, что война — дело мужиков, а бабе — детей растить надо. Не мудро их потерять, как в соседней деревне. А вот сберечь, сохранить к приходу отца всех до единого как мать обязана… За годы оккупации Тонька разучилась плакать. Старшие сыновья подросли и помогали матери по дому, присматривали за малышами, хозяйством, огородом.
В селе никто ей не сказал ни одного плохого слова. Потому, что лишь дряхлые старики да дети не были заняты на работе.
Тонька за свое старание получала продукты и мануфактуру, немецкие деньги. Много отрезов лежало теперь у нее в шкафу. А сколько белья ей дали! И все шелковое, новое, красивое. — Она отродясь такого не имела. Детям теплое белье, красивую одежду, обувь.
За все годы лишь три раза напомнила о себе война, разрядившись автоматными очередями на большаке.
Один раз это были окруженцы, возвращавшиеся к своим. Дважды — партизаны отбивались от немцев, расположившихся в селе. Они пробирались к железной дороге, но немцы заметили и обстреляли их. Партизанам удалось уйти, в село ни один из них и не заглянул.
В деревню Тараса и до войны голос радио не дошел. Все обещали его, да что-то мешало. То столбов не было, то болота развозило дождями. Так и осталась деревня без событий из страны. В войну о радио никто и не помышлял.
Из соседних деревень встречались люди редко. Лишь на покосах. Да и тогда говорили шепотом. Боялись немцев. А вдруг выследят? Считай, пропала головушка.
Тонька даже слушать боялась о сообщениях с фронта.
— Тарас, если Бог даст, воротится живым. А нет, что поделаешь? Не рисковать же за любопытство жизнями детей. Они при немцах горя не знают. При своей власти так не ели, — думала баба. И жила Антонина, как и все другие. Не лучше и не хуже сельчан.
Но зима за зимой шли. А от Тараса ни весточки. Только отдаленный грохот, похожий на гром, доносился по ночам до слуха людей. С каждым днем все ближе, отчетливее, грознее.
Деревенские, случалось, вскакивали среди ночи. Смотрели туда, откуда грохотала отблесками, горела зарницами война. Она подходила все ближе. Она надвигалась неотвратимо, и люди не знали, чего им ждать от нее — плакать или смеяться? Что принесет она с собою — жизнь или смерть?
Старики крестились, слыша гром, дети пугались. И только бабы терялись. К худу или к добру?..
Тонька, слушая раскаты залпов, сжималась от ужаса. Она готова была спрятаться в подвал, лишь бы не слышать этого грохота. А он неумолимо приближался.
В один из дней проснувшиеся сельчане увидели, как торопливо уезжают из их села немцы.
Даже комендант первым сел в машину и уехал, не сказав никому ни слова,
Временно или навсегда покинули немцы село — никто не знал. Оно осталось в неведении, без власти, без всяких известий. И вдруг ранним утром вошли в село свои войска…
— Немца навовсе прогнали иль как? — спросил дедок, недавний истопник комендатуры, у солдат.
— Навсегда, отец! Живи спокойно теперь! Лезь на печку и грейся. А если самогонкой угостишь, совсем хорошо будет!
— Да где ее взять, сынки, нынче? Сам бы выпил, коль была бы, — схитрил старик. И вынес из дома хлеб, сало, картошку — накормить заторопился. Власть поменялась. Авось, без работы и куска хлеба не оставят старого.
Свекровь Тоньки, приходившая к невестке каждый день за харчами, теперь и носа не показывала в дом. Ушли немцы, неоткуда подмоги ожидать. А свои неизвестно как повернут…
Село насторожилось в ожидании. Нет, никто из деревенских вояк не заглянул в свой дом. Хотя по большаку днем и ночью громыхали танки, машины. Везли орудия, бойцов.
— Может, и наши скоро вернутся, — вытирали глаза старушки и все смотрели туда, куда в первый день войны увезла машина сыновей и мужей.
Живы ли они?..
Их теперь ждали в каждом доме. Днями и ночами. Но никто не возвращался в село.
Лишь военные машины везли на войну все новых солдат. Мальчишек, подросших за военные годы. Их везли на смену погибшим отцам, добывать такую трудную, кровавую победу. Вернутся ли они в свои дома?
— Когда же будет победа, сынки? — спрашивали их деревенские старики, сдерживая слезы от затянувшегося ожидания.
Они не забывали своих детей. И молодые бойцы, глянув в лица стариков, вспоминали родных, тех, кого оставили дома, обещая вернуться живыми.
— Скоро победа! Очень скоро! Мы за нею едем! — ободряли мальчишки, понимая, как тяжело дается ожидание старикам.
Они сидели у окон ночами, ожидали детей на завалинках. И все высматривали, не сверкнут ли фары машины. Той, которая увезла. Она должна привезти всех, кого в тот день сорвала из дома.
Сколько их уехало, по каждому сердце болит. Всякий дорог…
Шли машины на фронт. В обратном направлении никто не появлялся. И сельчане уже перестали ходить к большаку встречать своих победителей.
— Видно у фронта рот широкий. Берет много. А возвращать не торопится, — упрекали старики войну.
И все ж туманным осенним утром облетела деревню новость. Вернулся с фронта свой — сельский агроном. Контуженный, правда. Но живой! К нему вся деревня прибежала в гости. Смотрели на мужика, как на диковинку. Вопросами засыпали. Еле отвечать успевал. Пришла и Тонька.
Нет, ее Тараса видеть не привелось. Воевали в разных местах и никогда не встречались.
— Много ли погибло на войне?
Человек даже в лице изменился. Посерел. Ничего не ответил. Отвернулся к окну, чтоб никто в глаз не заглянул, говорят, что в них, изболевшуюся солдатскую душу видно. Но пусть отболит она одна. Пусть другие той боли никогда не узнают и не испытают ее.
Пусть никто не увидит, как всухую, без слез и стонов плачет солдат, кричит во сне тем, кого уже нет в живых. В памяти он все еще с ними. И помогает им выжить. Тем, кто там в окопах, не раз спасали его, заслонив своею смертью его жизнь… Он будет кричать во сне до самого гроба, он будет стрелять и тогда, когда остынет земля от войны и зарастут цветами окопы и могилы.