Книга Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер - Василий Звягинцев

Их поднял по тревоге и только что, на глазах «валькирий», привёл в полную боеготовность Арчибальд.

Теперь флотскую несдержанность проявил уже Егор, выдохнув не очень длинный «загиб» из своего старшинского лексикона.

– Стоило вам, мальчики, подняться по трапу… – Зеленоглазая красавица кивнула старшине: – И – оно самое!

Тему не стала развивать, просто улыбнулась так, что у Юрия вдруг сжалось сердце. И едва ли от мысли о только что просвистевшей над головами косе судьбы.

– Проходите вон в ту дверь, присаживайтесь к столу. Марина, скажи слугам, чтобы всем приборы и прочее подавали. И выпить побольше и покрепче. Господа офицеры и сопровождающие их лица устали и перенервничали…

«Надо же, – подумал Бекетов, – сразу в нас с Николаем офицеров различила». Хоть и был Карташов всего лишь «поручиком запаса по механической части», а право на серебряные погоны с тремя звёздочками имел.

– А ты?

– Да я сейчас… – Маша начала набирать код вызова Сильвии. Они своё дело сделали, теперь пусть специалистка и с Арчибальдом, и со всеми остальными разбирается.

Она посмотрела вслед потянувшимся в столовую гостям. И шедший впереди парень, очевидный предводитель, тоже обернулся. Совсем как в песне, что Мария слышала в Москве от Фёста: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я». Остроумная стилевая конструкция ей сразу понравилась.

Глаза их встретились и оставались «в огневом контакте» целую секунду, если не две.

Герта держала в руке свой очень дорогой по меркам даже самых гламурных тусовщиков портсигар, смотрела на спускавшихся по лестнице Президента, Мятлева и Журналиста. Вдали по-прежнему продолжалась частая, локализованная по нескольким секторам стрельба.

Чтобы выглядеть естественнее, взяла сигарету, выразительно посмотрела на Мятлева. Тот чисто машинально, не думая, что на него смотрит «шеф» (да какой он сейчас шеф?), выхватил из кармана зажигалку, поднёс девушке огонька.

После глубокой затяжки подпоручик Витгефт сказала веско и непререкаемо:

– Я приняла решение. Раз наше убежище раскрыто, оставаться в нем бессмысленно. Один выстрел из гранатомёта – и всем конец. Бегать по лесу с нетранспортабельным раненым – бессмысленно тем более. На машине прорываться… Я бы попробовала, так местности не знаю, и некуда уже, возможно, весь район оцеплен, и вертолёты скоро появятся…

– И что вы предлагаете? – спросил Президент, сохраняя положенную по рангу выдержку, хотя давалось это ему с видимым трудом. Не Сталин он, и даже не Черчилль. Ему до этого не приходилось под пулями бывать, в тюрьмах сидеть, из плена и из ссылки бегать.

– Я не предлагаю, я довожу до вас своё решение, – прибавила в голос жёсткости Герта. – Сейчас мы все эвакуируемся. Туда, где, за исключением господина Воловича, все уже бывали. Кое-какой риск имеется, но он меньше, чем в любом другом варианте…

– Но, простите… – начал фразу Президент. Пребывающая при исполнении обязанностей «валькирия» не обратила на его слова никакого внимания. Сейчас ей придётся переправлять героев, пока ещё не павших, в место, значительно превосходящее комфортом скандинавский рай.

– Анатолий, Леонид, поднимите под руки раненого, станьте плотно, плечом к плечу…

Изумрудная вспышка кнопки под пальцем девушки, мгновенная и едва заметная дезориентация в пространстве (будто крутнулся вокруг оси проваливающийся скоростной лифт) у всех, кроме Воловича. Ему после инъекции двойной дозы морфиноподобного препарата (Витгефт посчитала, что при его живом весе одной может не хватить) подобные мелочи были безразличны. Он в мягкой эйфории прикрыл глаза, мысленно поставил рядом грубую, агрессивную Герту и нежную Людмилу, без труда раздел обеих (картинка получилась до чрезвычайности реалистичная) и теперь обстоятельно прикидывал, кто из них больше заслуживает его благосклонного внимания.

Команда спасаемых прибыла на место, только очутились не в прихожей, куда целилась Герта, а посередине кабинета Новикова (можно сказать – почти мемориального), где хозяин бывал последнее время крайне редко, но все, даже Фёст избегали туда без нужды заходить. Так повелось.

Видимо, «валькирия» подсознательно держала в уме именно это место. Ну как вышло, так вышло!

– Кладите раненого на диван. Да бог с ним, с пледом, другой найдём. Кто из вас больше в медицине наслышан? Вы, Леонид Ефимович?

– Первую помощь переднего края приходилось оказывать…

– Вот и занимайтесь. Вы здесь достаточно ориентируетесь, будете за старшего. Эта половина квартиры к вашим услугам. На другую не ходите. На лестничную площадку и дальше – тем более. Я не Синяя Борода, вы – не его жёны, а вполне разумные, взрослые люди… Так что обойдёмся без угроз с последующими репрессиями.

Это она первый раз за всё время позволила себе пошутить, весьма своеобразно, впрочем.

– Где мы всё-таки, объясните, пожалуйста, – опять перебил Герту Президент. Отвык он выслушивать не просьбы, не подобострастные вопросы министров и «допущенных» журналистов, а офицерские команды.

«Хорошо хоть офицерские, а не унтерские», – иронически подумал Журналист, привычно, по мимике, уловив эмоцию своего друга.

– Вы сейчас находитесь в квартире одного из сотрудников Государя Императора и с ним знакомы, хотя не слишком близко. Квартира находится в Столешниковом переулке, в нашей, а не в вашей Москве. Можете полюбоваться в окна, сравнить. Здесь есть всё необходимое, чтобы провести некоторое время. Леонид Ефимович в курсе, будет меня временно замещать… Пытаться выйти на улицу не надо, я уже сказала.

– А вы сами? – хором спросили Мятлев и Президент.

– Я скоро вернусь. Не могу оставить друзей, обороняющих вашу, господин Президент, резиденцию.

Герта открыла старинный дубовый книжный шкаф. Две его боковые секции имели застеклённые дверцы, а средняя – глухие. За ними на второй полке помещался богатый, крайне эстетский по подбору бутылок бар. Отражающий не столько подлинные вкусы, как фантазии человека, не забывшего пристрастия юноши шестидесятых годов и его литературных героев.

– Налейте всем вот этого, – указала на темную бутылку «валькирия». Судя по этикетке, в ней содержался выдержаннейший, в реальной жизни, возможно, и не существовавший коньяк, навеянный не то книгами Ремарка, не то «Капитальным ремонтом» (глава четырнадцатая) Леонида Соболева. – Мне лично нужно взбодриться, да и вам… А я сейчас!

Герта вышла из кабинета, а Мятлев, разливая выразительно пахнущий напиток по рюмкам, подумал, что сейчас все они выглядят крайне жалко и даже подловато: они остаются здесь, могут пить и веселиться в уюте и безопасности, а девчонка, в которую он якобы влюблён, снова уходит на войну.

Понятно, что это – её работа, да, пожалуй, и призвание, но всё же, всё же… И что делать? Не пустить? Сил удержать не хватит. Увязаться за ней? Ещё более глупо выйдет, она его просто пошлёт далеко и глубоко…