Книга Странное воспоминание - Артур Дрейк

Спустя несколько минут Жан-Антуан, Питер и Эйлин стали выбираться из этого места.

Дневной свет, падающий через разбитое окно в крыше над атриумом, подчеркивал разрушение, учиненное в доме. Доставал из тьмы ту болезненную тщательность, с которой джентльмен с красными конвертами месяцами работал над переоборудованием здания в ловушку, покоящуюся в затопленной шахте, подобно смертной ране, блестящей в самом сердце дома. Дневной свет приоткрывал тайну о жизни Чарли и Аделины в неизвестности минувшего. Жан-Антуан верил, что эта тайна всегда будет связывать его с Эйлин. Но не таким образом, как желал бы его романтичный ум.

По пути к выходу мошенница с отторжением и ненавистью к инженеру осматривала вертикальные рельсы, проложенные для лифта по восточной и западной стене, места, где лестничные пролеты были отделены от этажей и помещены в клетку, отверстия в полах для протяжки цепей и тросов с противовесами. Его полные жажды мести труды стерли остатки прошлого, сохранившегося со времен, когда Чарли был счастлив. И за это она ненавидела его, даже не понимая до конца, кем он был и почему хотел убить Чарли, почему хотел умереть сам. Какое бы зло ни жгло его внутри, он забрал у нее Чарли. Поэтому она надеялась, что он умер первый. Глядя на порождение кошмара, в который превратился этот дом волей инженера, она поняла, что желает, чтобы джентльмен с красными конвертами умер раньше Чарли. Чтобы разбойник увидел это. Тогда бы Чарли победил. Пусть и большой ценой, тогда бы справедливость победила.

Уходя, Питер хмуро оглянулся посмотреть на брешь в южной стене. В стремлении одеть что-нибудь сухое, сам того не зная, он взял теплый сюртук и цилиндр, когда-то принадлежавшие Чарли, и оттого выглядел нелепо. Сюртук обтянул его как пингвина, шов на широкой спине Питера разошелся, рукава наоборот были длинноваты, а цилиндр хоть Питер и натянул его поглубже, все равно качался из стороны в сторону. В руке он держал полотенце, которое недавно стащил с головы. Потянув носом и, в последний раз окинув взглядом дыру в столовой, он осторожно зашагал по кованым прутьям крыши клетки, в нескольких дюймах под которыми плескалась толща воды глубиной в три этажа.

Жан-Антуан, пробиваясь сквозь толпу, старался не смотреть на лица людей, столпившихся вокруг в оцепенении от вида вдавившегося, откинувшегося назад дома. Он замечал только темные богатые одежды, да обрывки фраз, произнесенных с глубочайшим потрясением. Ему сложно было представить их удивление, когда жители Стрэнда увидели его, Питера и Эйлин, выбирающихся из парадной двери.

Одно он знал точно, этот дом либо навсегда изменит облик улицы, заставляя лондонцев вспоминать о своем старом владельце, либо в скорости здесь построят новый дом, и со временем о сегодняшней диковине забудут. Но даже если это случится, Жан-Антуан не забудет ни Чарли, ни событий, которые здесь произошли. В этом он себе поклялся.

К Нгао Энгу они пришли первые. Погода быстро портилась. Ветер трепал навесы и лотки китайского рынка. Капитана и их друзей у Нгао еще не было. Сам Нгао Энг как всегда был молчалив в унисон со спокойной и размеренной обстановкой в его жилище. Он поджигал какие-то благовония в одной из дымящихся розовато-серым дымом курильниц с драконами, развешанных по комнате. Курильницы были единственными предметами, не соответствовавшими интерьеру обычного английского дома, в котором жил Нгао.

Очевидно из-за Эйлин, он оказал им более теплый прием, чем в прошлый раз. Питера он усадил в кресло возле старого кривого камина и вскоре принес ему дымящуюся кружку чая. Питер принюхался и с недоверием заглянул в кружку.

– Что это такое? – буркнул он.

– Специальный чай, чтобы согреться. И не заболеть, – протягивая кружку, объяснил Нгао.

– Чтоб согреться? Тащи сюда что-нибудь покрепче кипятка и трав.

– А я, пожалуй, не откажусь от чая, – вызвался Жан-Антуан, потянувшись за кружкой.

Уставший и сонный, он вцепился пальцами в теплые стенки кружки и сделал несколько глотков, отстраненно переводя взгляд с Питера, зябко потирающего руками, на Эйлин, молча стоящую у окна и глядящую в одну точку во внутреннем дворе, и на Нгао Энга, доставшего темную бутылку из шкафчика, заполненного всевозможными банками и свертками неизвестного назначения. Лишь в очередной раз сделав глоток, Жан-Антуан вырвался из размытого круговорота своих мыслей и обратил внимание на странный пряный вкус и жжение во рту. Он закашлялся и с сомнением опустил глаза к светлой жидкости в своих руках.

Тем временем китаец готовил напиток для Питера. На дне темной бутылки, из которой Нгао наливал напиток, явно что-то плавало. Сначала Жан-Антуан принял это за ветку. Питер ничего не заметил, он просто одобрительно покивал, когда отпил глоток и тут же побагровел, будто хватил огня. Отпив еще немного, Питер плеснул спиртного себе на руку и стал растирать шею и грудь. Когда Нгао Энг убирал темную бутылку, на просвете огня в камине, как показалось Жану-Антуану, он увидел голову змеи в бутылке, но осмыслить или хотя бы удивиться этому не смог. Он просто нахмурил брови и уставился на беззаботно попивающего Питера.

Разговаривали мало. В основном Эйлин и Нгао. Понимавший, что в городе произошло что-то значимое и неизвестное ему, заметно было, что Нгао крайне любопытны события минувшей ночи, но вопросов он почти не задавал, а если и спрашивал о чем-то, то не впрямую. Эйлин рассказала ему только о гибели Щенка и Чарли, не вдаваясь в подробности. Понять, сочувствует Нгао или остается равнодушным, представлялось невозможным. Пространную витиеватую фразу, которую он произнес в утешение Эйлин, мошенница приняла с благодарностью, а Питер переварил с трудом и угрюмо переглянулся с французом.

Они прождали Лихих Малых до позднего вечера. Солнце скрылось так же быстро, как и появилось, ему на смену пришла ревущая в переулках Восточного Лондона вьюга. Постепенно дымка от курильниц становилась все гуще. В комнате были слышны отголоски криков с закрывающегося рынка, треск огня в камине и прерывистый храп Питера.

– Однажды я слышал фамилию Сканлан, но не счел их опасными людьми, – сказал Нгао. – В этом городе водятся собаки и покрупнее.

Жан-Антуан часто думал о том, что Эйлин надеется увидеть не только воров, но и Чарли. Однако никто уже не знал, кого они увидят. Ни Капитан, ни Десять Кулаков, ни Рыжий с Крысой не появились. Предчувствия закрадывались самые плохие. У Сканлана могло быть много друзей под стать ему с самыми низменными наклонностями, на какие не способны даже животные. По сравнению с высоким риском кровавого исхода, чем для Лихих Малых могла обернуться их месть, исчезновение Чарли в водах Темзы впервые за этот день показалось Жану-Антуану почти мирным концом. И все же противоестественным. Почти таким же противоестественным, как его странное отрешение и неспособность дать своему эмоциональному состоянию трезвую оценку.

За все время француз ни разу не вклинился в короткие разговоры Эйлин и Нгао. Он просто прислушивался к ее голосу, чарующему произношению, потому как знал, что вскорости больше не услышит и не увидит Эйлин. Постепенно сползая в своем кресле и погружаясь в смутное состояние дремоты на грани сна и бодрствования, Жан-Антуан переживал сменяющие друг друга легкость и беспокойство. Груз пережитого то забывался, то вновь наваливался на него и он отчаянно силился решить неразрешимые задачи, спасти кого-то, до кого не мог добраться, а потом его что-то разбудило.