Книга История папства - Джон Джулиус Норвич

Понтификат Григория продолжался немногим более двух лет. В годы правления его преемника, Урбана VIII (1623-1644), победы католиков следовали одна за другой, но поток субсидий вскоре иссяк. Нельзя сказать, что Маттео Барберини, потомок богатой купеческой фамилии, давно утвердившейся во Флоренции, был не слишком предан делу католицизма; скорее, причина состояла в том, что у католиков появился новый противник на политической сцене в лице короля Густава II Адольфа (более известного нам просто как Густав Адольф), короля Швеции. Какие конкретно причины побудили Густава вступить в войну, остается неясным. Предположительно, его обеспокоило усиление могущества Священной Римской империи; быть может, он лелеял честолюбивые замыслы расширить свое экономическое и торговое влияние на Балтике. Как бы там ни было, в 1630 году он вторгся в империю — и маятник немедленно качнулся в другую сторону. Густав Адольф гнал силы католиков без остановки до тех пор, пока протестанты не отвоевали значительную часть территорий, утраченных ими с 1618 года.

Добиться таких успехов королю, подобно католикам в прежнее десятилетие, не удалось бы без мощной финансовой поддержки, и поступила она из такого источника, что нам остается лишь удивляться. Деньги дал кардинал Ришелье, с 1624 года ставший первым министром Людовика XIII, короля Франции. С некоторого времени Ришелье был обеспокоен усилением власти Габсбургов, владевших рядом территорий близ восточных границ Франции, в том числе Испанскими Нидерландами, и чтобы прекратить его, он, не усомнившись, поддержал дело протестантов, несмотря на то что сам был членом Священной коллегии. Итак, в обмен на обещание шведов держать в Германии военные силы для противостояния Габсбургам (дополнительное условие гласило, что Швеция не станет заключать мир с императором, не получив одобрения Франции) он с удовольствием платил королю Густаву субсидию — миллион ливров в год.

Все сложилось бы удачно для Ришелье, если бы Густав не погиб в битве при Лютцене в ноябре 1632 года. Шведы, лишившиеся предводителя, продержались еще два года. Но 6 сентября 1634 года армия под командованием сына императора эрцгерцога Фердинанда (будущего Фердинанда III) разбила противника при Нердлингене в долине Дуная, положив на поле брани 17 000 убитых и захватив 4000 пленных. После битвы при Нердлингене весь характер войны вновь изменился. Роль шведов значительно уменьшилась; Ришелье взял дело в свои руки, заключил союз со Швецией и объявил войну Испании в мае 1635 года. На сей раз в противостоянии с обеих сторон приняли участие католики. Война, начавшаяся исключительно по религиозным причинам, приобрела политический характер: теперь борьба шла не между католиками и протестантами, но между королевскими домами Габсбургов и Бурбонов.

Папа Урбан сделал все, чтобы предотвратить такой поворот событий. Он видел свою задачу в том, чтобы примирить силы католицизма — правительства Франции, Испании и империи, — чтобы создать единый фронт для борьбы с протестантизмом. С другой стороны, он, в свое время служивший папским нунцием во Франции, был франкофилом до мозга костей и с глубочайшим подозрением относился к тому, что Испания преследует в Италии собственные интересы. Как Урбан ни старался (а быть может, он и не прилагал достаточных усилий), ему так и не удалось скрыть свои истинные симпатии. Когда род Гонзага пресекся в Мантуе в 1624 году, он без промедлений предложил в качестве правителя француза. Несомненно, в глубине души понтифик горько сожалел о союзе между Францией и Швецией, но, несмотря на усиливавшееся давление со стороны испанского короля Филиппа IV, так ничего и не предпринял.

В действительности ситуация была безнадежной, и Урбан знал это. Неудивительно, что он обратил свое внимание главным образом на те две области, где мог показать себя: церковное управление и искусство. Он приложил немало сил для переработки католического требника и даже сочинил несколько новых гимнов. Он составил кодекс процедур, необходимых для причисления к лику блаженных и святых, и санкционировал создание нескольких новых религиозных орденов. Другой областью, которой он уделил особое внимание, стало миссионерство: он основал Колледж Урбана для подготовки миссионеров (некоторое их число отправил на Дальний Восток) и создал типографию для публикации текстов на разных языках. Что касается искусства, то наиболее известным его вкладом и своего рода символом нарочитого до вульгарности римского барокко стал гигантский бронзовый балдахин в соборе Святого Петра, освященном им в 1626 году. Изготовить балдахин он поручил Джанлоренцо Бернини, дабы осенить место захоронения Святого Петра и главный алтарь над ним. Деталью, весьма характерной для того времени и показательной в отношении самого Урбана, стали украшения четырех витых колонн в виде ползущих вверх по ним гигантских пчел (эмблема рода Барберини) — ведь со времен Ренессанса ни один папа не продвигал своих родичей и не обогащал свою фамилию столь бесстыдно. Он сделал кардиналами своего брата и двух племянников и даровал другому брату и его сыну громадные бенефиции; в целом Барберини присвоили 105 миллионов скудо, ранее принадлежавшие папству. В конце жизни, когда его стала мучить совесть, он обратился за советом к знатокам канонического права и теологам: не согрешил ли он, расходуя деньги подобным образом? У него еще оставалось время для покаяния, однако компенсировать траты он уже не успел.

Урбан также подвергся жесткой критике за то, как он поступил со своим другом Галилеем. Хотя это может показаться странным, папы эпохи контрреформации поощряли развитие астрономии (говорят, что честь основания Ватиканской обсерватории принадлежала Григорию XIII), и Николай Коперник посвятил свою книгу, содержавшую утверждение о том, что скорее Земля вращается вокруг Солнца, нежели наоборот, не кому иному, как Павлу III. Хотя идея Коперника являлась совершенно несовместимой с историей творения в том виде, как она излагается в Книге Бытия, прошло около семидесяти лет, прежде чем церковь выдвинула возражения против нее. Но когда гелиоцентрическая теория наконец была осуждена Павлом V в 1616 году, Галилей — ее наиболее авторитетный сторонник — получил личное предупреждение, согласно которому он не должен был защищать ее или преподавать, хотя ему по-прежнему дозволялось обсуждать ее в качестве гипотезы. В течение нескольких следующих лет он занимался совершенно другими проблемами и оставался в стороне от этого спора.

Урбан (тогда еще кардинал Барберини) сделал все от него зависевшее, чтобы защитить своего друга. Он испытывал глубокое восхищение им и даже написал стихи на латыни в честь открытия Галилеем пятен на Солнце. Когда в 1632 году Галилей испросил его личное разрешение на публикацию «Диалога о двух системах мира», Урбан охотно даровал его, попросил лишь о том, чтобы в книге отразились и его собственные взгляды по этому вопросу. Именно тогда Галилей совершил величайшую в своей жизни ошибку Персонаж «Диалога», защищающий старую геоцентрическую теорию Аристотеля, именуется Симплицием (Простаком) и часто выглядит глупцом. То, что Галилей вложил слова папы в уста Симплиция, было понятно, даже логично, но вместе с тем совершенно недипломатично. Урбан, чрезвычайно болезненно относившийся к каким бы то ни было попыткам умалить достоинство своего сана, пришел в ярость. Более того, весь тон книги недвусмысленно свидетельствовал о ее пропагандистском характере, что категорически запрещалось инквизицией.