Книга Любить монстра. Краткая история Стокгольмского синдрома - Микки Нокс

– Жена? – спрашивает Микки.

– Она продала наш дом и уезжает на Гавайи. С парнем по имени Дик[15]. Представляешь, его родители настолько его ненавидели, что назвали Дик. Большой черный Дик.

– Если вы думаете, что мы знаем, как подложить бомбу, то ошибаетесь, – предупреждает Ленц. Мистер Джейкобсон засовывает наши полупустые сумки в багажник и выжидательно смотрит на Ленца с его чемоданом. Тот прижимает коричневую коробку к себе. Психолог пожимает плечами и захлопывает багажник старой американской машины. Я не увидела марки, но она точно американская. Большая, громоздкая и неуклюжая.

– Можно подумать, вы знаете, как банки грабить, – фыркает мистер Джейкобсон. – Ничего, ведь как-то грабите.

– Не только банки, – говорю я и устраиваюсь на заднем сиденье.

– Биржа в Антверпене! – говорит мистер Джейкобсон. – Как вы умудрились снять ролик про биржу в Антверпене?

Виктор принимается рассказывать о том, как мы снимали видео с ограблением ювелирного магазина в этом городе. Ролик получился отличным. Поток покупателей увеличился в разы. Уже через пару дней там были очереди из желающих пофотографироваться. Конечно, дорогие кольца с десятикаратными бриллиантами там покупать больше не стали, а вот запонки, зажимы для галстуков и сережки превратились в эквивалент брелков и значков.

За окном проносятся улицы Нью-Йорка. Я была здесь несколько раз, но никогда он не казался таким ярким, шумным, живым и полным надежд. Может, дело не в городе?

Мы довольно долго едем, пока, наконец, психолог не припарковывает машину возле какой-то закусочной. Тут нет красных кожаных диванов и официантки. Тут вообще самообслуживание.

– Я уже договорился о съемках одного ролика, – говорит мистер Джейкобсон, поглощая свой бургер.

Мистера Джейкобсона зовут Стивен. Я об этом помнила, но почему-то мне довольно сложно научиться называть его по имени. Для меня мистер Джейкобсон – это психолог в костюме, снимающий офис в одном из дешевых офисных зданий Нью-Йорка. Вот этот вот лысеющий мужчина в кожаной жилетке, с банданой и хроническим запахом алкоголя изо рта – это наш продюсер Стивен Джейкобсон. Я его впервые вижу.

Он живет в небольшой квартире на третьем этаже большого грязно-белого дома в Бронксе. Здесь повсюду книги и музыкальные диски. Даже не знала, что ими кто-то еще пользуется.

26. Нью-Йорк

Микки

Я потратил шесть лет своей жизни на то, чтобы вернуться в Берлин. Этот путь отобрал у меня сестру, мать, всех, кого бы я мог назвать семьей. Приехав туда, я понятия не имел, чем буду заниматься. Зачем мне это было нужно? Не знаю. Просто в Берлине я когда-то был счастлив. Человек ведь всегда возвращается туда, где когда-то был счастлив. И туда, где произошла его трагедия. Это, кстати, обычно одно и то же место. Или я не прав? Не знаю.

Во всяком случае, я совсем не удивляюсь тому, что Верена смотрит расписание автобусов, которые едут в Бостон. И знаете что? Мне кажется, что она очень хочет, чтобы у нее украли деньги на билет. Этот город слишком близко. Он сделал ее другим человеком. Вряд ли та девушка из крутого университета разводила бы вместе со мной туристов в маленьких немецких городках. Та девушка была слишком счастлива для такого, как я.

Сейчас тот самый момент, который бы обязательно вырезал Виктор. Мои мысли не приносят достаточного числа просмотров. Фанаты не хотят их слушать. Они вообще не хотят знать о том, что я умею думать. Или Верена. Им кажется, что мы просто паркуем машину и выходим оттуда с пистолетами наперевес. Орем на продавцов и кассиров. Сшибаем бешеные деньги, садимся в тачку и едем дальше. Круче остальных мы по двум причинам. Во-первых, мы неуловимы, во-вторых, мы снимаем все на видеокамеру. С трех точек. Грамотно простроенное life-видео. Они не знают, что неуловимы мы просто потому, что нас никто не хочет поймать, что мы грабим исключительно тех, кто об этом попросит. Еще фанаты не знают, что на этих видео мы делаем гораздо бульшие деньги, чем они могут представить. Смотрю на то, как Верена уже в шестой раз за час заходит на сайт с расписанием автобусов до Бостона. Еще по три раза она заходила на страницы каждого своего однокурсника, преподавателя и раз по девять на страницы подонков, которым ей так хочется отомстить. Она делает это машинально. Кажется, что ее пальцы автоматически скользят по тачпаду.

Цель способна сожрать человека. Сначала она помогает выжить, мотивирует, заставляет просыпаться по утрам. А потом она вырастает и требует все больше внимания. Она постепенно заслоняет мысли, чувства, мечты. Ты не замечаешь всего, что происходит вокруг. Ты уже богат, знаменит, любим, но это не имеет значения, если у тебя другая цель. И если эта цель стала твоим аппаратом искусственной вентиляции легких. Ты уже умер, но благодаря Цели продолжаешь существовать. И единственный способ продлить жизнь человека – отдалить эту цель. На достаточное расстояние. Вроде как морковку от осла. Знаете, как в каком-то мультфильме показано. Перед скелетом осла висит морковка. Он не может ее съесть, но он ее видит и идет дальше. Осел просто не знает, что умер, и продолжает идти за морковкой. Какой-то мрачный был мультфильм.

Я точно знаю, что когда человек достиг Цели, ему больше незачем жить. Цель к этому моменту уже сожрала все. Наверное, здесь есть ошибка. Видимо, где-то на середине пути нужно забыть о Цели и оглядеться по сторонам. Увидеть, что в городе лето. Вокруг все буквально затоплено в лучах солнца, и рядом с тобой человек, которого ты любишь. Или который тебя любит. Или… Короче, вы поняли, да? Простите, конечно, за сравнение Верены со скелетом осла, но теперь я должен заставить ее забыть о Цели. Насколько это возможно. Я бы с радостью убил Джереми Флемми, если бы не знал, что вместе с ним может умереть и Верена. Теперь я просто хочу, чтобы она снимала свое видео. Понимаете, да? Пока она снимает, все хорошо.

***

Здесь Виктор и Верена бы вновь включили камеру. Пустили бы какую-нибудь мрачную музыку.

– Нужно что-то из хип-хопа, – сосредоточенно говорит она, когда Виктор показывает ей недавно отснятые кадры.

– Аллилуйя. Это свершилось. Кобейн в гробу перевернулся, – он картинно поднимает вверх руки.

– Можно бы и классику, – говорит Ленц, не отрывая головы от телефона.

С существованием Ленца, кстати, мне было сложнее всего смириться. Дело даже не в украденных им ста пятидесяти (трехстах) тысячах, а просто в том, что он напоминает о прошлом. А я очень не хочу вспоминать о той жизни. С другой стороны, Виктор ведь напоминает Верене о том же самом. Они с Ленцем нужны нам. С этим ничего не поделаешь.

Мы сидим рядом с баскетбольной коробкой. Рядом с домом, в котором этот Стивен снял нам квартиру. Ленц и Виктор пару дней тоже ночевали там, но потом все-таки съехали. Виктор арендовал роскошный лофт, а Ленц выбрал дешевую квартиру на первом этаже в паре кварталов отсюда. Мы с Вереной живем на четвертом этаже в красном кирпичном здании с белой лестницей на входе. На эту лестницу нужно выходить курить. В квартире курить строго запрещено. Можно убивать, но не курить. Так говорит Стивен. Потом почему-то внимательно смотрит на меня и добавляет, что убивать вообще-то тоже нежелательно.