Книга Как я бил Гудериана - Михаил Катуков

– Невероятный случай! – комментировал обстановку М. А. Шалин. – Противник вводит резервы в дело во время боя за вторую полосу обороны. Вот, – подал он мне перевод листовки, – ознакомьтесь.

Это было обращение командира танкового корпуса СС Кляйнхерстеркампа к своим солдатам: «…12 апреля, – прочитал я, – наш дорогой фюрер заявил: как никогда раньше, Германия имеет реальную возможность остановить наступление Красной Армии, так как у нас огромное количество артиллерии и танков! Имеются все предпосылки, что грядущая гигантская битва на Одере принесет поворот в войне».

Нашу беседу прерывает звонок ВЧ. В трубке хорошо знакомый голос командующего фронтом. Последовал неожиданный приказ: не дожидаясь полного прорыва вражеской обороны, ввести в бой 1-ю гвардейскую танковую армию с задачей совместно с частями 8-й гвардейской завершить прорыв тактической зоны обороны противника.

Хотя перспектива бросать машины на неподавленные огневые точки врага и не радовала, я понимал, что в сложившейся ситуации у командующего фронтом иного выхода не было, за 9 часов непрерывных атак пехота Чуйкова смогла вклиниться во вторую полосу обороны противника только на отдельных участках. Под угрозой срыва оказалась вся наступательная операция фронта. К тому же нам было выгодно, чтобы противник вывел резервы из Берлина сюда, в открытое поле. Даже на Зееловских высотах громить их было удобнее, чем в самом Берлине.

Я немедленно приказал развернуть все три корпуса на плацдарме. На правый фланг направил 11-й танковый корпус генерала И. И. Ющука, в центр – 11-й гвардейский танковый корпус полковника А. X. Бабаджаняна, а слева – 8-й гвардейский механизированный генерала И. Ф. Дремова.

Теснота на плацдарме, бесчисленные рвы, минные поля резко ограничивали маневренность танков. Поэтому одновременно ввести в бой основные силы армии не удалось.

Со своего КП я видел, как танки Бабаджаняна, лавируя между разрывами и рвами, устремились в атаку. Подняться по крутым склонам Зееловских высот они не смогли. Гвардейцам пришлось искать узкие дефиле, но противник по-прежнему прикрывал их плотным огнем.

Остаток дня не принес радостных сообщений. С большим трудом, неся тяжелые потери, танкисты вгрызались в оборону противника и не продвинулись дальше позиций, занятых пехотой. Нелегко приходилось и стрелковым дивизиям В. И. Чуйкова, с которыми командиры танковых корпусов тесно взаимодействовали.

Наступила темная, беззвездная ночь. Густой туман заволок приодерскую низину. Над высотами то и дело вспыхивали зарницы разрывов. Над ничейной полосой небо прочеркивали зеленоватые пунктиры трассирующих пуль. Наши дежурные батареи лениво отвечали одиночными выстрелами.

По узкой траншее я пробрался в штаб. Под сапогами противно чавкала жижа. В штабе кроме М, А. Шалина застал начальника разведки А. М. Соболева.

– Ну, что поделывает ваше войско?

– Обороняются, как черти. Полосы дивизий в среднем по пять километров, а на батальон приходится только восемьсот метров по фронту.

– Да, плотность большая. Обычно дивизии у немцев оборонялись на пятнадцати километрах. Сколько же «вы» наскребли резервов?

– Пока нам известны восемь дивизий, из них пять моторизованных, одна танковая. Кроме того, в Берлине сформировано до двухсот батальонов фольксштурма, много зенитных частей и специальных батальонов самого различного назначения.

Да, эти силы, посаженные в укрепления, могут оказать серьезное сопротивление. Как избежать лишних потерь, лишнего кровопролития? Этот вопрос занимал все мои мысли.

Шалин развернул фотоплашпет и карту крупного масштаба. Мне бросилось в глаза, что севернее Зеелова местность для танков более удобна, да и оборона у фашистов не так насыщена, как на самих высотах.

– Да, – согласился со мной Шалин, – наступать по всему участку, как мы сейчас это делали, мало толку.

– Надо подбросить побольше артогня и авиации правофланговым соединениям, пусть они попытаются прорваться на своем направлении. В случае успеха следом за ними пустим всю армию.

Лишь к исходу 17 апреля Бабаджанян доложил, что его бригадам во взаимодействии со стрелковыми соединениями удалось завершить прорыв второй полосы и продвинуться вглубь фашистской обороны. Я вызвал по рации И. Ф. Дремова и приказал ему оставить одну бригаду в качестве заслона, а главными силами войти в узкую брешь, проделанную танкистами Бабаджаняна, и помочь ему развить успех. В ту же брешь я ввел 64-ю отдельную гвардейскую танковую бригаду И. Н. Бойко, два самоходно-артиллерийских полка и другие части.

Но враг принял срочные контрмеры. С левого фланга он перебросил свежие силы. Бабаджанян оказался в трудном положении: ему приходилось не только наносить фронтальные удары, но и отражать контратаки противника с левого фланга. Тогда я усилил бригаду И. Н. Бойко ствольной артиллерией и дивизионом PC и поручил ему отразить удары пехоты и танков врага с левого фланга. Я не сомневался, что такой волевой и находчивый командир как Бойко справится с этой задачей. И действительно, комбриг надежно прикрыл фланг Бабаджаняна и сорвал фашистскую контратаку.

Несколько быстрее продвигался 11-й танковый корпус И. И. Ющука. Здесь оборона у гитлеровцев была значительно слабее, и соединению генерала Ющука удалось вклиниться в оборону противника на 10 километров. В этом же районе, несколько севернее, удалось продвинуться километров на десять и соседней 5-й ударной армии Н. Э. Берзарина.

18 апреля бои на Зееловских высотах достигли наивысшего накала. Противник бросал в бой все новые и новые дивизии, батальоны фольксштурма, команды истребителей танков, сформированные из членов «гитлерюгенда». На танкоопасные направления он поставил зенитные батареи, так что каждый шаг вперед требовал от наших войск огромных усилий. Приходилось буквально выковыривать неприятеля из глубоких окопов и траншей, подавлять его железобетонные огневые точки, разбивать металлические колпаки и закопанные танки. Поэтому 17 и 18 апреля танкисты продвигались не более 4 километров в сутки.

На моем КП все время находился командир авиационного корпуса генерал И. В. Крупский. Как только я получил от командиров корпусов и бригад донесения, что в таком-то квадрате они наткнулись на мощный узел обороны врага, я тотчас же передавал их заявку Крупскому, и его экипажи срочно вылетали в «горячую точку». Позиции противника подвергались удару с воздуха. Это была очень эффективная поддержка. Должен сказать, что если наши войска прорвали оборону Зееловских высот за одни-два дня, а не за больший срок, то в этом, безусловно, большая заслуга штурмовиков И. В. Крупского. Совместно с наземными войсками они пробили коридор в мощной системе вражеских оборонительных сооружений.

Между тем соединения 1-й гвардейской танковой в тесном взаимодействии с войсками генерала Чуйкова продолжали рваться вперед. Корпус А. X. Бабаджаняна, обойдя Зеелов с севера, к вечеру 17 апреля помог пехотинцам полностью очистить этот город от фашистов. Штаб нашей армии перебрался на его окраину. Все улицы, перекрестки Зеелова загромоздили машины, танки, самоходные установки. Артиллерия противника еще обстреливала город, в небе еще вспыхивали воздушные бои, но Зеелов был наш. Донесения Бабаджаняна свидетельствовали о том, что особенно упорные бои шли за город Мюнхеберг, находившийся примерно на полпути между Зееловом и Берлином. Эсэсовские части дрались в этом городе отчаянно; не раз бросались в контратаки. Город трижды переходил из рук в руки. Солдаты мотоциклетного батальона лейтенанта Байкова захватили на аэродроме под Мюнхсбергом 38 исправных самолетов.