Книга По зову сердца - Виктория Холт

Я испытала такое облегчение, что могла только рассмеяться.

– А вы прискакали меня спасать… Не раздумывая… Ох, Анналиса, моя дорогая Анналиса, это действительно самый счастливый день в моей жизни.

– Вы это уже говорили.

– Это стоит повторить. Я никогда его не забуду… Если бы вы видели, какой страх был написан у вас на лице. И все из-за меня.

Я могла лишь прижиматься к нему и хохотать от счастья (пожалуй, довольно истерично).

– Я так испугалась.

Он поцеловал меня.

– Теперь уже у вас не осталось сомнений.

Я покачала головой.

– Вы останетесь со мной. Вы скажете об этом ему.

– По-моему, он уже знает.

– Я сейчас дам вам выпить и отвезу в гостиницу.

– Я поеду одна. А вы оставайтесь и следите за огнем.

– Здесь для этого есть люди. Они знают, что нужно делать. – Он посмотрел в сторону. – Все уже почти закончилось. Тростник подгорел, и завтра мы его без труда уберем. Операция прошла успешно… Большего успеха я еще не видел. Идемте, я отвезу вас на карете. Вашу лошадь отправлю завтра. Так вам нельзя ездить верхом. Без седла. Непристойность какая! И подумать только, все из-за меня. Вы не представляете, как я счастлив. Расскажите, вы сильно испугались?

– Вы и так знаете.

– Я видел это по вашему лицу. Я уже видел такое лицо. Помните, когда я нырял за жемчугом?

– Еще бы мне не помнить.

– Вам ведь не понравилось, что я опустился на дно.

– Я подумала об акулах.

– Обещаю, когда мы поженимся, я перестану нырять за жемчугом.

Я легонько прикоснулась к его лицу.

– А вы очень решительны.

– Но и вы не смиренная Гризельда. В конце концов, ведь я полюбил вас, а вы меня, как говорят, со всеми нашими изъянами и недостатками. Я не хочу, чтобы вы менялись, даже чуть-чуть.

– Я тоже.

Он помог мне сесть в карету и протянул флягу.

– Пейте. Вам сейчас это нужно. Вы переволновались.

– Да, я знаю.

– Скакали ночью одна…

Я сделала глоток из фляги, он сел рядом и обнял меня одной рукой. Меня вдруг охватило ощущение неимоверного счастья. Точно в этот вечер все разрешилось.

Он отвез меня в гостиницу.

Когда меня начали спрашивать, что со мной случилось, я объяснила. Мильтон рассказал, как они при необходимости время от времени жгут тростник, чтобы его проще было собирать.

– Анналиса так обо мне волновалась. Она решила, что я могу сгореть на плантации, и прискакала меня спасать. На лошади без седла… По-моему, она была готова броситься прямо в огонь, чтобы меня вытащить.

– Я не знаю, на что я была готова, – сказала я. – Мне показалось, что вся плантация охвачена огнем.

– Останетесь пообедать с нами? – спросил Реймонд.

– Спасибо, нет. Мне нужно возвращаться, проверить, ничего ли не случилось. Там надежные люди, но мало ли что. Это очень серьезное дело.

– Я бы на вашем месте лег спать пораньше, – сказал мне Мильтон. – Выпейте на ночь кокосового молока. Оно успокаивает. Я скажу Марии, пусть принесет в ваш номер.

Он уже начинал вести себя по-хозяйски. Не знаю, заметили ли это остальные, но для меня это было неважно. Я переживала нечто вроде ликования. «Завтра поговорю с Реймондом, – подумала я. – Я ему все объясню, и он поймет».

Мильтон ушел.

– Увидимся завтра вечером. Даю вам день, чтобы вы все устроили, – сказал он мне на прощание.

Разумеется, он имел в виду, что я должна поговорить с Реймондом.

Я и сама хотела это сделать. Я даже хотела поговорить с ним сегодня же. Но при Фелисити я не могла этого сделать, а после его приезда она перестала уходить к себе в номер рано, как прежде. Она хотела всегда быть с ним.

Меня переполняла радость. Я чувствовала, что все в конце концов получится как нельзя лучше. Реймонд вернется домой и заберет с собой Фелисити. И со временем… может быть, и очень скоро… они поженятся. Я же видела, как они подходят друг другу. Реймонду нужна была такая, как она, о которой он мог бы заботиться. А Фелисити был нужен Реймонд, потому что он был единственным человеком в мире, с которым она могла поделиться своими ужасными воспоминаниями.

Кажется, я никогда не была так счастлива, как в тот вечер.

За обедом я думала о своем и ушла в свой номер рано. Первое, что я увидела, когда открыла дверь, был стакан молока на столике у кровати.

Я улыбнулась. Значит, он поговорил с Марией. Молока мне не хотелось, но это он пожелал, чтобы я его выпила, и только потому я это сделаю.

Я посмотрела на себя в зеркало и заметила пятно на лифе платья. Но никто на него, кажется, не обратил внимания. Волосы у меня тоже немного выбились. Глаза горели. В общем, я выглядела несколько взъерошенной, но счастливой.

Раздеваясь, я думала о завтрашнем дне. Нужно будет поговорить с Реймондом, как только мы останемся наедине. Я сумею убедить его в том, что все случившееся было неизбежно. Он поймет. А потом Фелисити его утешит. Мне кажется, он любит Фелисити намного сильнее, чем думает. Он так волновался о ней, так хотел ей помочь.

Да, все получалось просто изумительно.

Причесываясь перед зеркалом, я посмотрела на стакан молока и вспомнила Мильтона, его голубые глаза, горящие так ярко на загорелом лице, радость и торжество, охватившее его, когда я выдала свои истинные чувства.

Я взяла стакан и сделала глоток.

Кокосовое молоко иногда имеет очень неприятный, тошнотворный привкус. Я поставила стакан. Пить его не хотелось.

Какое-то время я сидела на кровати, вспоминая пожар и тот миг, когда увидела, как он приближался ко мне.

Я отпила еще молока. Вкус его мне показался странным. Я поставила стакан обратно, но так неудачно, что разлила немного на столик. Пришлось вставать искать тряпку, чтобы вытереть лужицу. Но, вернувшись к столу, я увидела в пролитом молоке какой-то осадок.

Никогда прежде я ничего подобного не видела.

Пока я вытирала стол, меня охватила необычайная сонливость. Я забралась в кровать. Комната начала ускользать в сторону, я упала на подушку и почти сразу провалилась в глубокий сон.

Открытие

Обычно я просыпалась рано, но в то утро из тяжелого сна меня вырвал голос Марии. Сердце тревожно сжалось. Со мной что-то случилось. Руки и ноги у меня точно налились свинцом, и приподняться я смогла лишь с величайшим трудом.

Мария стояла рядом с кроватью и смотрела на меня испуганно распахнутыми глазами.

– Вам нездоровится? – спросила она.