Книга Подснежник - Джейк Арнотт

На следующее утро я первым делом отправился на улицу и скупил все газеты. Некоторые из ежедневных изданий уделили аресту Уолли небольшой материал. В частности, на пятой полосе «Сан» я обнаружил такую статью:

ПОЛИЦЕЙСКАЯ ЗАСАДА В СОХО: ГАРРИ СТАРКС ПО-ПРЕЖНЕМУ НА СВОБОДЕ

Вчера вечером полиция устроила засаду в одном из секс-шопов лондонского Уэст-Энда. Согласно информации, полученной от осведомителей, в магазине мог скрываться небезызвестный Гарри Старкс – опасный преступник, совершивший дерзкий побег из Брикстонской тюрьмы. К сожалению, печально известному «главарю банды садистов» удалось ускользнуть от расставленных сетей. Владелец секс-шопа мистер Уолтер Питерс оказывает активную помощь следствию.

– Давай-ка сочиним с тобой что-то вроде пресс-релиза, Ленни, – сказал Гарри, дочитав статью до конца. – Пусть думают, что я намерен сдаться.

Бердсли сам принес нам еду на подносе.

– Моя клюшка начинает что-то подозревать, – сообщил он. – Она читала сегодняшние статьи в газетах, а ей известно, что когда-то я с тобой хороводился.

– Нам и нужно-то всего пару дней перекантоваться, – возразил Гарри. – Потом я навсегда уеду из этой поганой страны.

– В Испанию намылился?

– Откуда ты знаешь?

– Ничего я не знаю, просто догадался… Ну, из-за этого соглашения об экстрадиции.

– Ну, коли так, тебе можно рассказать и остальное. Я купил в Марбелле виллу со всей обстановкой.

– Здо́рово. Я слышал, там отличный климат. Мой двоюродный брат держит в Фуэнхироле «Английский бар»: настоящие английские завтраки, воскресный ростбиф, английское пиво и заваренный по всем правилам чай для тех, кого одолевает тоска по дому.

– Отлично, – сказал Гарри, искоса глянув на меня.

– Он называется «Английский бар Пита». Ты обязательно должен там побывать.

– Да, конечно. И спасибо, что дал нам пожить у тебя. – Гарри достал из кармана пачку банкнот и протянул Бердсли.

– Ну что ты, Гарри! – Бердсли даже руки поднял. – Не нужно. Я ведь ради старой дружбы.

– Бери, бери. Купишь своей бабе что-нибудь этакое. Пусть будет довольна и не ворчит.

Почти весь день мы работали над текстом нашего сообщения для прессы. Гарри лестью и хитростью заставлял меня высказывать различные идеи, на которые тут же с жаром набрасывался. Мы ожесточенно спорили из-за структуры будущего текста, из-за необходимой аргументации, из-за каждого слова. Привычное, до изнеможения, исследование каждого довода и тут же яростная критика – это напоминало старые добрые времена.

В конце концов нам удалось составить нечто отдаленно напоминавшее искомый документ. Тогда мы прошлись по тексту вместе, и Гарри, пожав плечами, изрек:

– Да. Это, пожалуй, пойдет.

– Ты уверен, что не хочешь немного изменить последний абзац? Тебе он вроде казался сыроватым.

– Нет, все в порядке. Главное, чтобы все думали, будто я собираюсь сдаться властям.

– И куда мы это пошлем?

– Думаю, в «Таймс». В конце концов, первое мое письмо они напечатали.

– Согласен, – кивнул я.

Некоторое время мы сидели молча, испытывая удовлетворение – пусть временное – от удачно завершенного дела. Да, подумал я, мы закончили дело, и теперь я мог бы уйти. Я поднял голову, чтобы посмотреть на Гарри. Наши глаза встретились.

– Ну вот, – начал я. – А теперь…

– Ты должен поехать со мной в Испанию, – сказал Гарри.

– Что-о?

– Буду с тобой откровенен: мне нужен человек, который привезет кое-что обратно.

– Это что – шутка?

– Ты не пугайся – ничего особенного. Просто кое-какие бумажки.

– Бумажки?

– Да, документы для Дэнни. Я мог бы рассказать подробней, но чем меньше ты будешь знать, тем лучше.

– Я вообще не хочу ничего знать!

– Брось, Ленни, – сказал Гарри мягко, но настойчиво. – Поехали. Это займет всего несколько дней. Считай нашу поездку маленькими каникулами.

– Мне нужно вернуться. Меня ждут в университете.

– Тебя послушать – можно подумать, что университет без тебя развалится. Да будь я проклят, если это так! Кроме того, это ведь я рискую тюрьмой, а не ты!

– Гарри…

– Тебе необходимо поработать на натуре, дружище. Подумай, какую пользу эта поездка может принести твоей науке. Ведь ты криминолог, в конце концов! Для тебя это отличная возможность глубже узнать свой предмет. Используй свой метод на всю катушку, включи в него полевые исследования. Как там это у тебя называется? «Этнографический подход, основанный на принципе „включенного наблюдателя“»?

– Я предпочитаю выводы, основанные на логике.

– Любой чисто интеллектуальный анализ – чушь собачья. Я предлагаю тебе испытать кое-что самому. Ну, признайся, ведь на самом деле тебе ужасно хочется поехать, правда?

– Нет, неправда.

– Врешь. Это же так интересно! Интересно и захватывающе.

– Возможно. Но я не могу все бросить и улететь в Испанию.

– Почему нет? Господи, Ленни, ты столько лет изучал девиантное поведение, а сам всегда подчинялся общественным стандартам. А ведь когда-то ты считался гребаным радикалом! Когда же ты сам совершишь что-нибудь радикальное?

– Гарри…

– Нет, ты скажи, я прав или нет? Ты боишься сделать что-то такое, что было бы похоже на приключение, боишься, что это может испортить твою тихую, уютненькую жизнь!

Я вздохнул. Гарри улыбнулся своей характерной улыбкой, похожей на хищный оскал.

– Как бы там ни было, – сделал я последнюю попытку, – я все равно не смогу выехать из страны. У меня нет с собой паспорта.

Гарри рассмеялся.

– Пусть тебя это не беспокоит, дружище! Паспорт мы тебе достанем.

Самолет быстро снижался, и я почувствовал, как мой желудок подкатился к самому горлу. Интересно, почему это называется «морская болезнь»? Скорее уж «воздушная» или даже «земная», коль скоро мы опускаемся к земле. «Что, черт возьми, я делаю?! – внезапно подумалось мне. – Зачем я ввязался в это идиотство?!» Кружащее голову ощущение невероятной свободы и всемогущества, которое я испытал, когда согласился лететь с Гарри, быстро испарилось, и я в полной мере осознал, в какое сложное положение сам себя поставил. Своей свободой я, во всяком случае, рисковал отнюдь не меньше Гарри, и внешнее хладнокровие, в котором было очень много от фатализма, я черпал только в овладевшем мною безрассудстве отчаяния. Я снова позвонил на факультет, и, хотя мне учинили настоящий допрос с пристрастием, сумел собраться с мыслями и привести несколько весьма туманных причин, объяснявших, почему мое отсутствие затянется свыше оговоренного срока. Мне якобы нужно было время, чтобы кое-что обдумать. Кроме того, я сослался на неблагоприятные личные обстоятельства. Мне таки удалось вызвать к себе некоторое сочувствие, и мой отпуск был благополучно продлен. По всей видимости, на факультете решили, что я нахожусь на грани нервного срыва. Что ж, в своих догадках мои коллеги ушли недалеко от истины.