Книга Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции "Цитадель". 1943 - Петр Букейханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно советским данным[784], к вечеру 4 июля противнику удалось оттеснить подразделения боевого охранения 6-й гвардейской армии западнее Драгунского, но восточнее позиции были удержаны. Таким образом, предпринятая по предложению генерала Гота разведка боем не решила всех поставленных перед ней задач по обеспечению начала операции, тогда как советскому командованию стало окончательно ясно время и место наступления неприятеля.
В ночь с 4 на 5 июля командующие армиями Центрального и Воронежского фронтов и командиры дивизий заняли свои передовые наблюдательные пункты в ожидании атаки противника[785]. Кроме этого, на южном фасе Курского выступа действия немцев обнаружили и наиболее вероятное направление главного удара. Военный историк, полковник Л. Лопуховский считает[786], что предварительный захват советских позиций в полосе 48-го танкового корпуса маскировал направление удара 2-го танкового корпуса СС (господствующие высоты на переднем крае эсэсовцы захватили уже утром 5 июля, за два часа до атаки). Однако, как уже было показано, командование Воронежского фронта достаточно верно определило, что, вероятнее всего, наступление противника будет развиваться по нескольким направлениям, и поэтому заранее не стало сосредоточивать все силы на одном узком участке, а подготавливало варианты контрударов силами танковых и механизированных соединений второго эшелона. Теперь для генерала Ватутина должно было стать более ясным, какой вариант надо реализовывать.
Точное начало операции германское командование установило на период с 2 до 3 часов ночи 5 июля по берлинскому (западноевропейскому) времени.
С точки зрения генерала Эйке Миддельдорфа[787], в ходе войны в ряде случаев внезапность имела решающее значение для обеспечения успеха атаки, но она определялась не только разнообразием способов ведения наступательных действий, правильным выбором места и направления главного удара, но также и временем начала атаки. Причем хотя в большинстве случаев можно было отметить значительное многообразие в выборе способа ведения наступательных действий, места и направления главного удара, однако определение времени начала атаки производилось чаще всего шаблонно. Согласно трофейным документам, русские почти всегда ожидали начала немецкого наступления на рассвете, поэтому к числу недостатков перехода в наступление на рассвете следовало относить то, что противник в это время особенно усиливает свою бдительность. Поэтому целесообразно было переносить начало атаки на последние ночные часы или на период раннего рассвета, чтобы получить дополнительно 35–50 минут, в течение которых противник вынужден вести ненаблюдаемый огонь (еще во время Тридцатилетней войны аналогичный прием использовал фельдмаршал Йоханн Тилле (Тилли, Johann Tilly) при осаде Магдебурга в мае 1631 года, когда приказал изменить время начала атаки, перенеся его с рассвета, что стало уже привычным для обороняющихся, на позднюю ночь 10 мая, и это застало осажденных врасплох, поскольку весь командный состав был собран на совет для обсуждения предложений о капитуляции, сделанных Тилле накануне, вечером 9 мая. – П.Б.). С другой стороны, кроме ночного времени большие возможности для успешной атаки предоставляли поздние утренние часы, когда противник уже не ожидает наступления и, отказавшись от эффективных мер по отражению ночной атаки, переходит к дневному расположению своих войск. В эти часы могут наступать те войска, которые обеспечиваются мощной авиационной и артиллерийской поддержкой, и наступающая сторона все же имеет для развития наступления большую часть дня.
К сожалению для немцев, их ударные группировки, сосредоточенные на обоих фасах Курского выступа, не располагали достаточно мощной артиллерией, чтобы она могла обеспечить поддержку наступления в светлое время суток, которое требовало надежного подавления превосходящих сил вражеской артиллерии. Соответственно выбор времени начала атаки также оказался шаблонным и был предсказуем для противника.
К тому же еще до разведки боем, организованной в полосе 4-й танковой армии, в ночь с 3 на 4 июля на участке советской 6-й гвардейской армии, в районе Кондырева (в 5 километрах к северу от Белгорода), был задержан солдат-перебежчик из состава немецкой 168-й пехотной дивизии, который сообщил противнику время начала операции[788]. Предпринятая днем 4 июля разведка боем в целом подтвердила его сведения. На северном фасе Курского выступа советская сторона также получила точные сведения о времени наступления основных сил противника, поступившие от сапера-перебежчика из немецкой 6-й пехотной дивизии Бруно Фермелли (Формель, словенец или поляк по национальности), взятого в плен в полосе 13-й армии в ночь с 4 на 5 июля при разминировании минных полей[789]. В связи с этим русские попытались нанести упреждающие артиллерийские и авиационные удары по сосредотачивающимся в исходных районах немецким войскам. Вопрос по поводу целесообразности и результативности этих упреждающих ударов остается дискуссионным.
Наиболее мощную артиллерийскую контрподготовку провели в полосе обороны Центрального фронта, поскольку плотность артиллерии здесь была достигнута выше, чем на Воронежском фронте, за счет наличия в боевом составе дополнительно трех артиллерийских и одной минометной дивизий (из состава 4-го артиллерийского корпуса прорыва РГК, развернутого на участке 13-й армии в районе Понырей), а протяженность вероятной полосы наступления противника, наоборот, меньше[790]. Кроме того, командующий фронтом генерал Рокоссовский уже имел опыт организации артиллерийской контрподготовки в ходе оборонительных боев осенью 1941 года, когда командовал 16-й армией Западного фронта.
Маршал Рокоссовский вспоминает[791], что принципиальное решение об артиллерийской контрподготовке было принято заранее, и на это выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин. После получения 2 июля предупреждения Ставки о вероятном начале германского наступления в период с 3 по 6 июля Рокоссовский издал приказ, согласно которому при установлении признаков перехода противника к активным действиям требовалось немедленно начать контрподготовку с целью сорвать вражескую атаку, для чего привлечь всю артиллерию 13, 70 и 48-й армий и всю авиацию 16-й воздушной армии[792]. Конкретное время артиллерийского удара было определено на основании показаний пленных немецких саперов, захваченных в ночь на 5 июля. Они показали, что немецкое наступление должно начаться в три часа. Представитель Ставки маршал Жуков доверил решение вопроса о начале контрподготовки непосредственно Рокоссовскому (самоустранился), начальствующие лица штаба фронта заверили своего командующего, что отвечать за это будут все вместе[793], и Рокоссовский отдал приказ об открытии огня, выполненный в 2.20 5 июля, якобы всего за десять минут до начала артиллерийской подготовки противника (в исследовании Генерального штаба Красной армии указываются несколько иные данные – по показаниям пленных наступление германских войск должно было начаться в 2 часа по европейскому времени, а приказ командующего Центральным фронтом на проведение контрподготовки был отдан в 2.10 по московскому времени[794]. – П.Б.). По условному сигналу «Солнце» 595 орудий и минометов, а также два полка реактивной артиллерии, развернутые в глубине обороны 13-й армии, открыли огонь по заранее разведанным позициям противника и местам развертывания его ударных групп[795]. Методическое подавление не применялось, огневой налет продолжался в течение получаса. В результате, по оценке Рокоссовского, немецкие войска были застигнуты врасплох в наступательных боевых порядках, поэтому они понесли значительные потери в пехоте и артиллерии, нарушилась система управления, была внесена растерянность в ряды солдат и офицеров, решивших, что русские первыми начали атаку. Собственную артиллерийскую подготовку немцы смогли начать только в 4.30, она была слабой и прошла неорганизованно, причем советская артиллерия через 5 минут открыла контрбатарейный ответный огонь, продолжавшийся еще полчаса.