Книга Кровавый омут - Фрэнсис Пол Вилсон

— С Рондой, — мелькнула улыбка.

— ...с братом...

Тара нахмурилась:

— Маленький братец... вырос подонком.

— Замолчи! — Кажется, в ней не осталось никаких человеческих чувств. — Они так любили тебя, что жизнь с твоим исчезновением утратила всякий смысл. Не верю, что ты говоришь серьезно.

— Поверь, — с холодной яростью рявкнула Тара. — Меня схватили, привезли сюда, окружили тринадцать мужчин. Один вырезал из груди еще бившееся сердце, а другие смотрели.

Джиа зажала рот рукой.

— Ох, господи помилуй!

— Ни один даже не попытался остановить его, — равнодушно, спокойно рассказывала она. — Никто меня не спас. Разрезали на тринадцать кусочков сердце и съели.

От ужаса в горле встал желчный комок.

— И ты... это видела?

— Нет. Я была под наркозом. Хотя помню события. Так что не говори, такая я или не такая. Не думай, будто знаешь меня. Мне выпало счастье. Передо мной открывалась вся жизнь и бесчисленные возможности. Теперь нет ничего.

— Очень жалко... И все-таки...

— Тара, которую ты видела на фотографиях, мертва. Давно мертва. Умерла под ножом. — Она распахнула кофточку, предъявляя пустую кровавую рану в груди. — У новой Тары нет сердца!

Джиа, пошатнувшись, отступила назад.

— Но ведь я никогда не сделала тебе ничего плохого. Почему ты хочешь причинить мне зло?

— Не хочу. Мне до тебя дела нет. Оно хочет твоей смерти.

— Оно? Что именно? — На ум не пришло ничего, кроме упоминавшегося Джеком Иного.

— Не знаю. Знаю только, что оно меня послало убить тебя.

Убить? Боже милостивый, кто-то... что-то хочет ее смерти!

— Почему? — За что?

— Я не знаю и знать не хочу. С удовольствием оставила бы тебя в живых. Мне нужен только твой ребенок.

— Однако ты пыталась убить меня, похоронить... как Чарли.

Джиа сдержала рыдание. Боже мой, бедный Чарли...

— Да. А теперь понимаю: если ты умрешь здесь вместе с ребенком, он при тебе останется. Я его не получу.

— Ребенок пока еще просто комочек клеток...

— Он будет мой! У меня хоть что-нибудь будет. А сейчас ничего нет! — Тара приблизилась и жалобно заныла: — Отдай, милая. У тебя другой будет. Я всего на секунду проникну в тебя. Ничего не почувствуешь Потом можешь идти.

Метнулась детская рука, Джиа взмахнула крестом, Тара отшатнулась.

— Нечестно! — завопила она. — У тебя будет сколько угодно детей, а ты одного мне не хочешь отдать! Ненавижу тебя! — Она отступила, настроение переменилось, словно щелкнул выключатель. — Ладно. Опусти крест. Хорошо. Я знаю, как его забрать.

Она исчезла и вновь появилась в десятке футов. Джиа стояла, напрягшись, готовая ко всему, держа перед собой крест в ожидании очередной выходки. Слева что-то шевельнулось. Холодная вялая рука Чарли, торчавшая из земли, дрогнула, пальцы скрючились, вытянулись, поползли...

16

Лайл вздрогнул, слыша в смежной комнате как бы рычание разъяренного зверя, стук перевернутого обеденного стола, разглядев Джека, борющегося с гигантом, который размахивал кочергой. Посмотрел на дубинку у себя в руке. Можно помочь. Черт возьми, обязательно надо помочь.

Он поспешил на выручку, Илай выставил ногу, подцепил его за лодыжку. Лайл споткнулся, не успел обрести равновесие, получив пинок в ногу, упал, чувствуя резкую боль в спине. Снова удар... Что такое? Он оглянулся.

Беллито стоял над ним с перекошенным от злобы лицом, приглушенно бормоча сквозь липкую ленту ругательства, со свистом дыша ноздрями.

Опять занес ногу, на этот раз целясь в живот — Лайл, постанывая от боли, перекатился на бок. Точно слышал, как ребро хрустнуло.

Следующий пинок метко угодил в голову. Все вокруг завертелось...

— Ты! — проскрипел Минкин сквозь оскаленные стиснутые зубы. — Даже не представляешь, как я молился, чтоб настал этот миг!

Джек был крепко прижат к полу. В лопатку вонзался осколок разбитой тарелки, Минкин сидел на нем верхом, схватив гигантскими руками за горло, впившись пальцами в гортань.

Кретин! Позволил себе отвлечься на факс... Внезапность атаки плюс отсутствие тренировки за последний месяц поставили Джека в невыгодное положение. Удалось выбить у Минкина кочергу, но в последовавшей рукопашной здоровяк в полной мере воспользовался превосходством в размерах.

Будем надеяться, шейные мышцы выдержат. Пока держатся, однако Минкина не пересилить. Джек брыкался, вертелся, но верзила слишком тяжел. «Глока» не видно, до запасного оружия в кармане и на щиколотке не дотянешься.

Из другой комнаты слабо слышались удары, крики, возня... Лайл?

Голова пухла, грозя взорваться. Воздуху не хватает. В отличие от Минкина. У гада его хоть залейся.

— Вот он... ворюга, ударивший в темноте в спину... ткнувший ножом Илая, оглушивший меня до беспамятства... крутой малый, желающий завладеть Кругом! — Минкин ухмыльнулся. — Не такой ты крутой. По правде сказать, просто вонючий кусок дерьма!

Джек попытался ослабить хватку на горле, не находя точки опоры. Ткнул было в глаза большими пальцами с длинными ногтями для подобных случаев — не достал.

— Не выйдет, малыш, — засмеялся Минкин.

Необходима помощь. Где там Лайл, черт возьми?

* * *

Стряхнув с себя боль, тошноту, Лайл сделал единственно возможное — откатился.

Беллито шагнул следом. Руки по-прежнему связаны за спиной, но они ему и не требовались. Ног вполне достаточно, один яростный пинок следует за другим. Лайл пробовал отбиваться дубинкой, да сил не хватало.

В отчаянии он сам махнул ногой, попав в лодыжку. Илай замедлил шаг. Пользуясь маленькой победой, он снова пнул, на этот раз сильней, в голень.

Илай попятился, Лайл поднялся на четвереньки — господи Иисусе, все болит, — прыгнул, схватил его за щиколотки и рванул.

Не имея возможности сохранить равновесие со связанными руками, Илай крепко грохнулся на пол. Лайл вскочил, наклонился с дубинкой в руках, ни секунды не медля. Как только Беллито поднял голову, нанес удар. Голова упала.

Он постоял над мужчиной, почти потерявшим сознание, посмотрел на дубинку в руке. Даже не знал, что может оглушить человека. Без всяких проблем. Впрочем, в точном смысле Беллито и не назовешь человеком.

Из другой комнаты слышался издевательский голос. Чей-то чужой, не Джека. Взвешивая в руке дубинку, Лайл направился к столовой.

* * *

— Посмотрел бы ты на себя, — хмыкнул Минкин. — Рожа очень милого синего цвета.