Книга Хей, Осман! - Фаина Гримберг

Тундар начал заваливаться назад... Грудь зажгло, рот мгновенно заполнился кровью горячей... Тундару вдруг почудилось, будто он и не умирает, а снова чудом каким-то сделался малым дитятей... Эртугрул, старший брат, несёт его на закорках... Катыш курута — творога сушёного, твёрдого - зажат в кулачке ребяческом Тундара... Старший брат, Эртугрул, опасность, страх... Отчего опасность?.. Эртугрул... угроза... Отчего угроза, отчего?.. А вот!.. А нет, не напрасно чуял опасность, угрозу чуял... Пришло!.. Сын Эртугрула... Смерть...

Тундар упал, рухнул вниз лицом на ковёр... Острие Османова ножа поясного - в его груди... Осман, сын Эртугрула... Смерть...

Вдруг прояснилось перед глазами хмельного Османа.

- Играйте! - криком приказал музыкантам. И повторил криком: - Играйте!..

И музыканты задудели, застучали, пальцы побежали по струнам, щипля, дёргая...

- Пляшите! - крикнул Осман. - Все пляшите!..

И сам удивился тому, что многое множество ног, обутых в сапоги воинские, тотчас, по его слову, принялось плясать, топать, дробить подошвами твёрдыми...

Осман сел на ковёр, поодаль от мёртвого тела. Никто не осмеливался убрать убитого Тундара. Осман вдруг сделался трезв, но никаких мыслей не было. Ладонь подбежавшего Орхана легла на плечо отцово...

- Отец... отец... — тихо приговаривал сын. - Я с тобой. Ты не думай, я с тобой...

- Знаю, - бросил отец коротко. Сын не отходил от него.

- Уберите, - сказал Осман спокойно, равнодушно, кивнув на мёртвое тело. И не глядя на сына, приподнял правую свою руку, перехватил ладонь Орхана, потискал...

Тундара похоронили при дороге, идущей из Чакыр Пынара в Кёпрю Хисар...

«Собачьи дети, - думал Осман беззлобно о людях... - Эх, собачьи дети... Слушаются меня. Я сумел этого добиться. Орхану будет легче; все уже будут знать, что его нужно слушаться, потому что он - мой сын. А внук мой будет уже сыном Орхана и внуком Османа! Да, им будет легче. Только бы не вышли безмозглые слабаки; тогда ничто им не поможет; и после скажут: был, мол, Осман, да никого не оставил после себя!.. Но я думаю, так не будет...»

* * *

Куш Михал уведомил Османа о своей поездке в царство болгар.

- Что? - спросил Осман. - Хочешь разыскать родных матери?

- В Харман Кая приехал посланный от родича моей покойной матери. Этот родич - её двоюродный брат, он владеет обширной областью, именуемой Крын, имя его - Элтимир. Он приглашает меня навестить его владения...

- Должно быть, прежде он никогда не давал о себе знать?

- Так и есть! Я полагаю, он услышал обо мне, когда сделались на слуху твои походы и завоевания. Наверное, хочет поболе узнать о тебе, для того и объявился, для того и зовёт меня. Я прошу у тебя дозволения ехать.

- Ты свободен, можешь ехать, куда пожелаешь. Ты - мой ортак, а не раб, не прислужник.

- Близкие родные матери умерли, это дальний родич, я могу и не ехать к нему...

- Ты хочешь угадать, что я думаю о твоей поездке? Или ты боишься меня, моего гнева? Или ты думаешь, я подозреваю тебя в измене? Я могу подозревать, будто бы ты способен строить козни, пойти против меня? Ты обо мне такое думаешь?

Михал потупился, затем сказал решительно:

- Да, я и вправду немного боюсь тебя. А как может быть иначе? Я боюсь тебя, потому что ты велик, величие пугает. Я знаю: ты велик, а я - нет. Я понимаю, что я не равен тебе, и никто не равен. Но я не хочу, чтобы ты полагал, будто я заискиваю перед тобой. Я хотел бы разведать, что происходит на болгарских землях, но не потому что я заискиваю, пресмыкаюсь перед тобой.

- Михал, друг, не надо произносить столько слов! Я верю тебе. Поезжай спокойно...

Куш Михал быстрыми шагами приблизился и, склонившись, поцеловал руку Османа...

Наедине с собою Осман думал: «Честный малый! Он и вправду боится меня. Да он и себя боится; ему чудится, будто он способен участвовать в заговоре против меня! А другие и не задумываются над подобным возможным будущим... А я ведь люблю Куш Михала. Люблю, как брата любят, как сына люблю. Но разве я удивлюсь, если меня предадут? Кто бы ни собрался предать меня, я не удивлюсь! Эх! А сколько ещё народа пропадёт, а сколько обогатится, а сколько...» Ему вдруг сделалось смешно и он засмеялся громко...

Куш Михал возвратился спустя три месяца. И тотчас отправил гонца к Осману в Караджа Хисар. Гонец привёз письмо на тюркском наречии; в письме Михал просил дозволения приехать... Ответ написал Орхан со слов отца. Осман передавал Михалу, что приедет сам...

В Харман Кая, в доме Михала, сидели Осман и Михал за трапезой дружеской.

- Да что же ты дёргаешься, будто рыбина в сковороде! - Осман напускал на себя досадливый и сердитый вид. — Я, может, и великий, но я ещё не настолько бездушный, чтобы не ценить верность и дружбу искреннюю!.. Давай, рассказывай, как там, в болгарских землях. Что там поделывают монголы? Каково болгарам под ними?..

Михал принялся рассказывать. Собственно, Осману было известно, что монголы уже давно распоряжаются в болгарских землях. Хан Ногай поставил царём Смилеца[274], владетеля многих болгарских земель, от Сливена до Копсиса. Но Михал поведал кое-что, о чём не знал Осман. Да вышло, что Осман и о многом не знал. Женою Смилеца была дочь византийского севастократора Константина, брата императора Михаила Палеолога. Тем не менее, Смилец уже успел повоевать с Византией, был побеждён военачальником Михаилом Траханиотом и едва сумел заключить мир, благодаря заступничеству тестя. Старшая дочь Смилеца, Теодора, выдана была замуж за сербского царевича, сына Стефана Милутина. Элтимир, влиятельный при дворе, возглавлял посольство, которое торжественно доставило болгарскую царевну в Сербское царство...

Осман слушал с любопытством; полулежал на ковре, подперев щёку ладонью, и посматривал зорко и щурясь, на Михала...

- Ну, много ты мне нового открыл...

- Элтимир много расспрашивал о тебе. Я, конечно, тебя восхвалял. Предлагать, так ничего не предлагал; ничего не говорил, не загадывал, ни о союзе с тобой, ни о союзе против тебя...

- Хорошо, - откликнулся Осман задумчиво, явственно услаждаясь покоем и беседой занятной... - Хорошо, — повторил Осман. - Только я одного не могу понять, отчего ты грустный возвратился? Что такое приключилось с тобой? К союзу против меня ведь не склоняли тебя. Или родич Элтимир принял тебя худо?

Михал расслышал в голосе Османа дружескую насмешку. В сущности, Михалу нравилось, когда Осман дурачился. Но теперь Михал не поддержал, не подхватил Османову насмешку-посмешность. Сидел Михал у стола, насупившись немного, и виделся Осману рассеянным, задумчивым. А на усмешку Османа ответил Михал хмуростью, раздосадованностью даже...