Книга Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

Американка легла в ванну, а Сан Мун села у ее изголовья, поливая водой прямые темные волосы девушки, ковш за ковшом. Кончики волос у нее были в плохом состоянии, их необходимо было остричь, но ножниц у Сан Мун не оказалось. Она нежно намылила девушке голову, отчего образовалось облако пены.

– Итак, ты женщина стойкая, одинокая, ты сумела выжить, – произнесла Сан Мун, смывая мыльную пену, затем еще раз намылила ей голову и вновь ополоснула водой. – Ты девушка, которая привлекла внимание всех мужчин. Ты женщина, которая борется, да, ты училась одиночеству? Ты думаешь, что в нашей стране, в которой царит изобилие, мы не ведаем невзгод? Наверное, ты думаешь, что я кукла на полке для забавы янбанов. Думаешь, всю жизнь я буду сидеть на креветочно-персиковой диете, пока не выйду на пенсию и не отправлюсь на пляжи Вонсана.

Сан Мун перешла к другому краю ванны и принялась мыть длинные пальцы и несуразные стопы Чемпионки.

– Моя бабушка была исключительной красавицей, – сказала Сан Мун. – Во время оккупации ее оторвали от семьи и сделали женщиной для утех императора Тайсе[32], хилого предшественника Хирохито. Диктатор был низкорослым болезненным мужчиной в очках с толстыми стеклами. Ее держали в крепости у моря, куда император приходил в конце каждой недели. Он наслаждался ею у окна с видом на залив, из которого он мог следить в бинокль за своим флотом. Желание подавить ее было у него настолько сильным, что этот маленький человек требовал от нее исполнения своих прихотей с радостью.

Сан Мун намылила упругие лодыжки и усохшие икры ног Чемпионки.

– Когда моя бабушка попыталась выпрыгнуть из окна, император решил порадовать ее колесным пароходом в виде лебедя. Потом он купил ей механическую лошадь, которая кружила на шесте по металлической дорожке. Когда она попыталась броситься на острые океанские рифы, приплыла акула: «Терпи, – сказала акула. – Мне приходится нырять в морские глубины каждый день, чтобы добыть себе пропитание – и ты, конечно же, сможешь найти способ выжить». Когда она засунула голову в механизм заводной лошади, прилетел зяблик и стал упрашивать ее не расставаться с жизнью: «Мне приходится летать по миру, чтобы отыскать семечки, – и ты, уж точно, сможешь прожить еще один день». Она сидела в своей комнате в ожидании прибытия императора и смотрела на стену. Рассматривая побелку каменных стен, она думала, что сможет продержаться еще немного. Великий Руководитель превратил для меня эту историю в киносценарий, и поэтому я хорошо понимаю, что чувствовала моя бабушка. Я прочувствовала ее слова, я словно бы стояла рядом с нею в ожидании неизбежного возвращения японского диктатора.

Сан Мун подала Чемпионке знак, чтобы та поднялась, и стала мыть тело девушки, словно большого ребенка. Кожа у нее блестела, освобождаясь от серых катышков грязи.

– А на что пришлось пойти моей матери, я и сказать не могу. И если у меня никого нет – ни братьев, ни сестер, это все потому, что моей матери пришлось принять такое решение.

На руках и пояснице у Чемпионки были веснушки. Сан Мун никогда раньше не видела веснушек. И если бы она их увидела лишь месяц назад, то отнеслась бы к ним, как к дефектам кожи. Но теперь веснушки говорили ей о том, что существует и иная красота в мире, кроме той, которая стремится походить на пхеньянский фарфор.

– Возможно, невзгоды обошли мое поколение, – рассказывала ей Сан Мун. – Может, это и правда, что я не испытала настоящих страданий, не засовывала голову в механизм заводной лошади, не плавала на лодке по всему миру и не гребла веслами в темноте. Быть может, одиночество и печаль обошли меня стороной.

Они молчали. Сан Мун помогла Чемпионке выйти из ванны и принялась вытирать ее полотенцем. Золотой чосонот был совершенно изысканным. Сан Мун поправляла ткань тут и там, пока платье не село великолепно по фигуре. Наконец, Сан Мун начала заплетать волосы девушки в косу.

– Я знаю, что придет и мое время страдать, – сказала она, – так происходит со всеми. Мое горе, наверное, уже не за горами. Интересно, что приходится переживать вам в Америке каждый день, ведь у вас нет правительства, которое вас защищает, никто вам не говорит, что нужно делать? Это правда, что у вас нет продовольственных карточек и продукты вам приходится добывать себе самим? Это правда, что вы работаете не ради великих целей, а за бумажные деньги? Как там, в Калифорнии, ты ведь оттуда приехала? Никогда не видела ее на фотографии. Что передают по радио в Америке, когда у вас комендантский час, чему учат детей в школе? Куда ходят женщины с детьми днем по воскресеньям. А как женщина, потеряв мужа, может узнать, что правительство подобрало для нее хорошую замену? Чье расположение она должна снискать, чтобы ее дети попали под начало лучшего руководителя Молодежной группы?

Только теперь Сан Мун заметила, что держит Чемпионку по гребле за запястья, а ее вопросы звучали так, будто она что-то от нее требовала, глядя в широко открытые глаза девушки.

– Как же живет ваше общество без Вождя – отца народа? – допрашивала ее Сан Мун. – Может ли гражданин знать, что он лучший, без благосклонной руки, направляющей его по жизни? Нужно быть очень выносливым и уметь выживать в одиночку в таком государстве, ведь так?

Чемпионка высвободила руки и указала куда-то вдаль. Сан Мун подумала, что женщина спрашивает о том, чем окончилась та история ее бабушки и что стало с этой женщиной для утех императора, его личной кисэн[33].

– Моя бабушка… Она дождалась, когда ее отправят обратно в деревню, когда вырастут и женятся все ее дети. И вот тогда она обнажила давно припрятанный нож и вернула себе поруганную честь.

Что бы ни происходило в душе Чемпионки по гребле, но сила слов Сан Мун явно подтолкнула ее к действиям. Девушка тоже принялась что-то горячо рассказывать, пытаясь, как видно, сообщить Сан Мун нечто очень важное. Американка подошла к маленькому столику с лампой и кучей рукописей. Она принесла Сан Мун одну из вдохновляющих работ Ким Чен Ира, совершенно очевидно пытаясь направить Сан Мун на путь единственной мудрости, которая смогла бы облегчить горести актрисы. Чемпионка по гребле трясла книгой и говорила быстро-быстро, это была какая-то белиберда, которую Сан Мун никак не могла понять.

* * *

Граждане! Что же говорила эта несчастная американка? Нам не нужен переводчик, чтобы понять, в каком отчаянии она пребывала от предстоящего ей расставания с Северной Кореей, которая стала для нее вторым домом. И без корейско-английского словаря можно было прочувствовать ее тоску: ведь девушку вырвут из рая, где еда, кров и медицинская помощь для всех граждан бесплатны. Граждане, почувствуйте ее печаль, ведь ей предстоит вернуться в страну, где врачи гоняются за беременными с ультразвуком. Она возмущена, почувствуйте это, тем, что ее отошлют в край преступлений, в страну, где господствуют материализм и неравноправие, где множество людей томится в тюрьмах, где на улицах лежат обмочившиеся граждане, где священники в огромных церквях невнятно бормочут что-то о Боге прихожанам на засиженных скамьях. Подумайте, какое чувство вины она испытала, узнав, как американцы, ее соотечественники, истребляли этот великий народ во время империалистических войн. Но не отчаивайся, Чемпионка по гребле, ты вкусила малую толику северокорейского сострадания и великодушия, и тебе это поможет в темные дни твоего возвращения в дикость и жестокость Дядюшки Сэма.