Книга История и культура гуннов - Отто Менхен-Хельфен

Утверждение, переходящее из книги в книгу, что в 395 г. германские племена, в первую очередь маркоманы, стали хозяевами Паннонии Примы, основывается на единственном письме, которое в 396 г. Иероним отправил своему другу Олимпиодору. Он написал: «Я только сейчас осознал, сколь хрупка и изменчива человеческая жизнь, и душа моя содрогается из-за упадка нашего века. Двадцать лет римская кровь каждый день проливается на огромном пространстве между Константинополем и Юлианскими Альпами. Скифия, Фракия, Македония, Фессалия, Дардания, Дакия, Эпир, Далмация и все провинции Паннонии были разрушены, разграблены и разорены готами и сарматами, квадами и аланами, гуннами, вандалами и маркоманами».

Этот перечень провинций и народов – чистейшая риторика. Тщеславный литератор не сумел подавить желание продемонстрировать свою эрудицию в письме. Но даже если верить каждой букве письма, оно не относится к 395 г. В течение 20 лет и даже больше, а не только в последние 12 месяцев, почтенные дамы, девственные «Божьи невесты» и леди знатного происхождения были «спортом этих зверей». Примечательно, что Иероним, если представлялся случай, подробно останавливался на насилии над монашками и благородными дамами.

В перечне провинций, захваченных варварами в 395 г., Клавдиан называет plaqa Pannoniae. Он имел в виду Паннонию Секунду. Вскоре после этого Стилихон оттеснил врага за Дунай; potor Savi обозначает точно освобожденный район.

Смерть Феодосия 17 января 395 г., вероятно, дала варварам сигнал к вторжению в пограничные провинции. Но несколько строк в панегирике Клавдиана на третье консульство Гонория отражают небольшие волнения в северных Балканских провинциях в последние месяцы 394 г.

Когда Феодосий осенью 394 г. заболел, он велел своему сыну Гонорию как можно скорее прибыть в Милан. Самым коротким и быстрым связующим звеном между Константинополем и Северной Италией была дорога, ведущая через Адрианополь, Филиппополис, Сердику и Ниш в Сингидун, а оттуда через Эмону в Аквилею. Племянница Феодосия с юным принцем и маленькой Галлой Плацидией выбрала длинный маршрут. Описывая их путешествие, Клавдиан использовал устаревшие названия: Родоп, Оэта, Пелион, Энипей, Додона, Хаония. В переводе на язык того времени это означало, что Серена отправилась в Фессалоники, а дальше по Эгнатиевой дороге, но не в Диррахий, а вдоль побережья через Лисс, Нарону и Бурнум в Аквилею и Милан. Она прибыла туда незадолго до смерти императора, который в тревоге ожидал своих детей. Маршрут, выбранный Сереной, имеет смысл лишь в том случае, если северной дороге угрожали варвары. И в самом деле, чуть позже Клавдиан упомянул о них: «Сама Серена покинула восток, чтобы сопроводить их (Гонория) в путешествии через Иллирию, проявив бесстрашие, несмотря на опасность».

Для Паннонии Примы год 395 был не более «судьбоносным», чем любой другой. Нет никаких свидетельств того, что Карнунтум или какое-то другое римское поселение между Виндобоной и Бригетио оставили в том году.

5. Религиозные мотивы в гуннском искусстве?

В захоронениях кочевников IV–V вв. на многих предметах изображалась голова хищной птицы. Вернер посчитал ее орлом. Вслед за Миннсом я скорее использовал бы ни к чему не обязывающий термин «голова с клювом». Птица могла быть орлом, соколом, ястребом, коршуном или грифом. Но вполне вероятно, что Вернер прав. Правда, его трактовка «головы орла» как изображения верховного божества гуннов неубедительна. Прежде всего, нет никаких документальных свидетельств того, что они разделяли верования некоторых угорских и тюркских племен в бога-орла, создателя вселенной. Кроме того, маловероятно, что такие сугубо «земные» предметы, как, например, удила лошади, украшали изображением верховного божества. В-треть их, головы с клювом известны в скифском и сарматском искусстве задолго до гуннов. В-четвертых, тенденция трансформировать острые углы, выступы, концы рогов и даже завитки облаков в головы с клювом прослеживается по всей Северной Евразии от Шаньдуна до Ордоса, Алтая, Южной России и Балкан. То, что голова с клювом – единственный, кроме масок, изобразительный мотив на металлических изделиях аттильского периода, является лишь признаком скудости гуннского искусства.

Чешуйки, вероятно изображающие перья птицы, являются чисто декоративным элементом. На седлах они встречаются вместе с рядами треугольников, квадратов и точек, кроме того, в искусстве цивилизаций, где не поклонялись богу-орлу, и не изображали его. Несколько примеров: бронзовые сосуды периода Чжоу из Китая; скифский ритон из Карагодеша; парфянские украшения из Нисы, фракийский золотой нагрудник, серебряная бутылка из Боржице, драгоценности из Таксилы, нубийский золотой браслет, германская костяная рукоятка IV в., кельтские металлические изделия, вестготские изделия, диптих из слоновой кости из Монцы, золотые пластины из царских гробниц Библа, сасанидские колчаны, скифский колчан. Я намеренно нарушил и географический, и хронологический порядок, чтобы подчеркнуть повсеместность мотива. Лишь в редких случаях можно установить, что именно изображено – чешуйки или перья. На позолоченной бронзовой подвеске в форме рыбы из доисторического захоронения в префектуре Тиба (Япония, сейчас – в национальном музее Токио) явно рыбья чешуя, но на гепидском шлеме рыба, птица и четвероногие покрыты одинаковой чешуей. Вернер привлек внимание к чешуйкам на сасанидском каркасном шлеме, а также частях большинства каркасных шлемов бальденхеймского типа. Неожиданная параллель встретилась на камнях с резьбой из захоронений в Шаньдуне. Шлемы варваров украшены чешуйками. Наличие одинаковых украшений на одних и тех же предметах в Китае и Германии, вероятнее всего, является совпадением.

И наконец, следует упомянуть о дереве с птицей на верхушке в окружении горных козлов и оленя на золотой подвеске из Верхне-Яблочного на Дону. Вернер считает ее гуннской. Я бы датировал ее более поздним периодом. В любом случае этот мотив древнего ближневосточного происхождения не имеет ничего общего ни с религией, ни с мифологией гуннов. Подобный мотив – дерево с лошадьми вокруг, иногда с птицей, летящей рядом, – часто встречается на китайских изделиях периодов Чжоу и Хань. На черепице из Шаньдуня по обе стороны от дерева всадники в высоких остроконечных шапках, наклоненных вперед, – явно варвары.

Глава 12

Фон: римская империя во время гуннского нашествия
Пол Александер

В конце IV – начале V в. гунны – народ азиатского происхождения – покорили много племен, живших в то время в восточной и центральной части Европы. Их натиск нарушил военный баланс, который веками существовал между обитателями Римской империи с ее греко-римской цивилизацией и кочевыми и полукочевыми народами, жившими за ее пределами. Гунны, таким образом, возвестили о начале периода варварских набегов. Они не оставили письменных свидетельств. Поэтому изучение гуннов основывается по большей части на исторических хрониках, созданных жителями Римской империи.

В результате вся информация о гуннах, их подданных и союзниках заключена в материалах, написанных людьми и для людей, наблюдающих за передвижениями и деятельностью варварских народов из-за границ империи, располагая всеми преимуществами греко-римских политических институтов, административной географии, социально-экономической организации и интеллектуальных стремлений. Посему деятельность гуннов и структура их общества описана в литературных формах, развитых греко-римской историографией для многих варварских народов, с которыми классический мир входил в контакт с дней Геродота. Гуннские военные операции изложены в связи с римскими пограничными фортификационными сооружениями и римской военной организацией. Со всем этим гунны столкнулись, двигаясь на запад и на юг. Их набеги на римские провинции излагаются в источниках тесно переплетенными с другими проблемами, стоявшими перед Римской империей. Это конфликт между язычеством и христианством, догматические противоречия в христианской церкви, германизация армии, правительства и общества и т. д.