Книга Евангелие от Сатаны - Патрик Грэхам

Лес становится менее густым. Полная луна снова освещает двух путников. Раньше они шли по склону, теперь земля под ногами снова становится ровной. Они добрались до каменной площадки — горного отрога среди леса. Здесь не смогли вырасти деревья и потому образовалась поляна. Именно на этом месте, расчищенном самой природой, стоит монастырь августинок из Больцано. Его укрепленная стена по форме — идеальный круг. Плющ, который ее оплетает, проломил ее в нескольких местах. Сквозь дыры видны двор, тоже круглый, и несколько облупившихся построек.

— Это здесь.

— Я знаю.

170

— Папа убит кардиналами-заговорщиками? Кардиналами, которые поклоняются Сатане? Ты что, наркоты накурилась?

Валентина Грациано смачивает губы в чашке кофе, которую ей только что подал Пацци, потом выпивает глоток и мысленно представляет себе, как обжигающий напиток растекается по ее желудку. Потом она кладет на стол дивизионного комиссара диктофон Баллестры и нажимает на кнопку «чтение». Пока Пацци удобнее устраивается в кресле, готовясь слушать, Валентина закрывает глаза и вспоминает события последних часов, когда она едва не умерла.

Когда убийцы Марио стали подходить к ней, она окаменела от ужаса, но в следующий момент собрала свои силы и побежала. На площади Пантеона — ни души. Валентина свернула в сторону фонтана Треви: там она надеялась снова встретить какую-нибудь процессию. В толпе ей будет легче сбить погоню со следа. Но площадь вокруг фонтана была пуста, только горели несколько фонарей, которые кто-то забыл потушить. Задыхаясь от бега, Валентина снова увидела монахов. Между ними и ей по-прежнему было меньше пятидесяти метров. А они ни секунды не бежали, только шли! Валентина закричала от ужаса.

Она так обессилела, что захотела остановиться. Гораздо проще встать на колени, и пусть будет что будет. Но вдруг она вспомнила, как кинжал монаха вонзился Марио в живот, и вспомнила взгляд Марио. Громко закричав от гнева, она снова побежала вперед, по прямой, размахивая руками, чтобы увеличить скорость. Незачем оборачиваться и смотреть назад: она и так знает, что монахи по-прежнему идут за ней. Главное — не смотреть назад. Если она это сделает, у нее подкосятся ноги от страха.

Расплескивая ногами ледяную воду в лужах, она поднимается на Квиринальский холм и бежит к центру. Пробегая мимо президентского дворца, она ищет глазами гвардейцев, которые должны стоять на посту перед его решетками. Но будки охраны пусты. Валентина продолжает бежать. В тот момент, когда вдали возникают стены дворца Барберини, она видит в ста метрах перед собой еще двух монахов. Тогда она сворачивает в переулок, заставленный мусорными контейнерами, — и видит свечи процессии на улице Национале. Четыре монаха уже совсем близко сзади нее. Вдруг вспыхивают лучи синего света: четыре машины с карабинерами сопровождают для охраны процессию верующих, и их фонари, вращаясь, освещают улицу.

Нужно последнее усилие, последний рывок.

В последний момент перед тем, как раствориться в этом потоке людей, Валентина вынимает из кобуры свой пистолет и выстреливает всю обойму в воздух. Раскаленные гильзы сыплются на асфальт. Толпа с криками разбегается, карабинеры готовятся задержать нарушительницу. Валентина, не останавливаясь, продолжает бежать к ним, размахивая своим полицейским удостоверением и выкрикивая свои имя и должность. Потом она падает на руки капралу карабинеров. Пока он заворачивает Валентину в шерстяное одеяло, она в последний раз бросает взгляд через плечо. Монахи исчезли.

171

Мария Паркс и отец Карцо стоят рядом на старом кладбище монастыря Больцано. Здесь они только что нашли могилу затворницы. Надгробная плита поросла мхом, и надпись с нее уже стерлась. Только костыльный крест, тоже наполовину стертый временем, еще виден. Вот где августинки похоронили старую монахиню в один из дней февраля 1348 года. В тот день, когда Зверь вошел в монастырь.

Раздвинув куст дрока, Мария обнаруживает еще одну покрытую мхом плиту. Ощупывая пальцами неровности камня, она читает эпитафию, которую почти стерли время и мороз:

— Здесь покоится Томас Ландегаард, инквизитор провинций Арагон, Каталония, Прованс и Милан.

Значит, вот где похоронен человек, вместе с которым она провела несколько минут его жизни. Мария чувствует странную печаль, словно здесь похоронили частицу ее самой. Нет, словно инквизитор вспоминает об ужасных событиях того года. Она спрашивает себя: какими были последние мысли Ландегаарда в минуту, когда его мертвые охранники ломали дверь донжона? Думал ли он о монахинях из Понте-Леоне, которых распяли Воры Душ? Слышал ли в последний раз вопли похороненных заживо траппистов? Или думал о том запахе, таком волнующем и женственном, который коснулся его ноздрей, когда он просыпался на коне, вдыхая ледяной воздух Сервина? Глаза Марии заблестели от слез. Да, это о ней думал Ландегаард, когда призраки его собственных людей распарывали ему живот и он умирал. Как будто транс действительно перенес Марию в прошлое и она оставила в сердце инквизитора какое-то чувство. Это чувство не умерло. Оно не умрет никогда.

Мария отпускает куст, и стебли дрока ложатся на прежнее место. Она вытирает глаза. Ладонь Карцо сжимает ее плечо.

— Идем отсюда, Мария. Мы почти на месте.

172

Валентина открывает глаза в тот момент, когда диктофон воспроизводит последние слова Баллестры. Лицо Пацци остается бесстрастным, когда он слышит, как убийца закалывает архивиста кинжалом. Палец дивизионного комиссара нажимает на кнопку, и диктофон умолкает.

— Ты снова гадишь, Валентина.

— Извини, я не поняла.

— Я послал тебя в Ватикан обеспечить безопасность участников собора, а ты возвращаешься с историей о каких-то дурацких останках, средневековом евангелии и предполагаемом заговоре кардиналов.

— Ты еще забыл про убийства затворниц и ложь Церкви.

— А ты хороша! Блин! Вместо того чтобы вернуться домой, ты звонишь главному редактору «Коррьере делла Сера». И еще по своему мобильнику!

Печаль окутывает Валентину, словно облако.

— Вы забрали его труп?

— Трупа нет.

— Как это?

— И следов крови на тротуарах нет, и монахов на улицах тоже.

— А служащие отеля «Абруццы», перед которым Марио был убит? Они непременно должны были что-то увидеть.

— Их допросили. Они не видели ничего.

Тишина. Затем вопрос:

— А ты, Валентина?

— Что я?

— Что именно ты видела?

— Ты меня за дурочку принимаешь?

— Валентина, и ты и я — сыщики. Мы оба знаем, как это бывает. Ты застряла в потайном ходе под Ватиканом, у тебя поехала крыша, и ты вообразила себе залы, набитые сейфами, и убийц, переодетых монахами. Или я ошибаюсь?

Валентина вырывает у Пацци из рук диктофон Баллестры.