Книга Прежняя любовь - Дороти Кумсон

— Вы убили бы ее раньше, — прервала я его. — А как насчет меня? Вы и меня убить собираетесь?

Он сверлит меня взглядом так же, как тогда, за обедом.

— Конечно нет, — произносят его губы.

«Конечно да», — говорят его глаза.

У меня холодеет спина, и я откидываюсь на спинку стула, пытаясь оказаться как можно дальше от этого человека. Как у него мог родиться такой сын, как Джек? Джек мягкий, и ему присуща внутренняя чистота. А этот человек — воплощение зла.

— Либерти, — медленно произносит он. — Зачем нам спорить и трепать друг другу нервы? Отдай мне дневники, и забудем об этой истории.

В моей сумке начинает звонить мобильник, и я машинально протягиваю к нему руку.

— Пожалуйста, не делай глупостей, — холодно улыбаясь, предостерегает меня Гектор.

— Это рингтон Джека, — говорю я. — Если я не отвечу, он примчится домой, чтобы проверить, не случилось ли со мной чего-то плохого. Но он вполне может перед этим вызвать спасательные службы. После аварии он очень волнуется, если я не отвечаю на звонки.

Гектор пристально смотрит на меня. Телефон продолжает звонить.

— Не вздумай сболтнуть что-нибудь лишнее, — наконец соглашается он. — Не забывай о своем драгоценном Бутче.

— Привет, — говорю я в трубку и слышу у себя в ушах бешеный стук собственного сердца.

Тем не менее мой голос звучит спокойно и совершенно нормально. Я не свожу глаз с лица Гектора и поэтому не вижу перепуганную мордочку бедняги Бутча.

— Я забыл у тебя спросить, что ты хочешь на ужин, — говорит Джек.

— М-м, я не знаю, — отвечаю я, — придумай что-нибудь сам.

— Отлично, — смеется он, — только не жалуйся, если это «что-нибудь» окажется тем, чего ты не хочешь.

— Жалоб не будет, я тебе обещаю. Кстати, у нас твой папа. Ты не хочешь с ним поговорить?

Лицо Гектора темнеет, и у меня внутри все обрывается. Что, если мой план провалится и он сломает Бутчу шею? Но это было единственное, что мне удалось придумать ради нашего с ним спасения.

— Что там делает мой отец? — настораживается Джек.

— Наверное, он просто хотел убедиться, что нам с Бутчем ничто не угрожает, — отвечаю я. — Да ты можешь сам у него спросить. Даю ему трубку.

Я протягиваю телефон Гектору, который злобно кривится, переводя взгляд с меня на телефон и обратно.

— Алло? — доносится из трубки голос Джека. — Алло?

Гектор неохотно разжимает пальцы одной руки и берет у меня мобильник. Бутч тут же высвобождается, прыгает на стол, а затем и в мои объятия.

— Привет, сын, — произносит Гектор в мой мобильник. От ярости он побледнел, его глаза широко раскрыты. Он так зол, что даже вспотел. — Да, да, все хорошо. Навещал клиента в этом районе и решил проведать Либерти и вашего песика. Да, она в полном порядке. Все хорошо. Да, я так и сделаю. Обязательно.

— Ах да, Джек! — громко говорю я, не позволив Гектору завершить звонок. — Простите, Гектор, я совсем забыла, что хотела кое-что сказать Джеку. Вы не передадите мне телефон?

Гектор начинает дышать все глубже и чаще, пытаясь совладать с душащей его яростью, но вынужден отдать мне телефон.

— Джек, я хочу с тобой поделиться тем, что еще мне сказала Орла Дженкинс, — говорю я, ощущая, как от ужаса все мои внутренности завязываются в тугой узел. — Простите, Гектор, — небрежно бросаю я, — вы не возражаете, если я вас провожу? Это долгий и очень личный разговор. Вам ведь ничего больше не нужно?

Он встает и прямо на моих глазах превращается в Голиафа. Я тоже встаю и, стараясь держаться от него подальше, вслед за ним иду к двери.

Открывая дверь, он оглядывается на меня. По горящей в его глазах ненависти я понимаю, что он еще вернется. Он не успокоится, пока я не буду мертва.

Захлопнув за ним дверь, я поспешно запираю ее на задвижку и цепочку и спешу к задней двери, чтобы убедиться, что она тоже заперта. Затем я опускаюсь на пол и прижимаю к себе Бутча.

— Ты в порядке? — спрашивает Джек.

— У меня все хорошо, — заверяю его я. — Все просто отлично. Просто я хотела отделаться от Гектора. Мне показалось, что он расположился надолго, а я была к этому не готова.

— А, понятно.

— Послушай, когда вернешься домой, я хотела бы с тобой поговорить. Мы ведь давно собирались это сделать.

— Да.

— Так вот, я хочу поговорить с тобой о нас и… я очень многое хотела бы тебе объяснить. Пока. До вечера.

— Я тоже хочу с тобой поговорить, — отвечает Джек. — Постараюсь приехать пораньше.

Мы прощаемся, и я снова прижимаю к себе Бутча. Я думаю о Джеке и о том, как все эти годы он один на один имел дело со смертью — и жизнью — Евы. Он ни с кем не мог о ней поговорить, поэтому не было ничего удивительного в том, что он и от меня закрывался.

Должно быть, он был очень одинок. Я надеюсь, что, если расскажу ему правду, это поможет ему избавиться от чувства вины за то, что она умерла в одиночестве. И, может быть, если он узнает, что есть еще один человек, который посвящен в тайну ее жизни, ему станет легче о ней говорить и легче смириться с ее уходом. Возможно, он возненавидит меня за то, что я разрушу существующий в его воображении образ отца, и за то, что я расскажу ему о Еве все, чего он не знает. Но, по крайней мере, после этого он будет окончательно свободен. Джек освободится от контроля отца и сможет отпустить Еву.

Ради собственной безопасности я должна все рассказать Джеку. Я обязана показать ему ее дневники. Я не хочу причинять Джеку боль или становиться причиной того, что он снова начнет перебирать каждую минуту своей жизни с Евой. Но я также не хочу становиться жертвой убийцы. Гектор вернется. Он будет приходить сюда, пока не добьется желаемого. А желает он убить меня и при этом снова остаться в стороне.

Два часа спустя Джек звонит мне еще раз. Его голос срывается от беспокойства. Он сообщает мне, что не сможет приехать домой сразу после работы.

— У отца обширный инфаркт, — объясняет он. — Врачи считают, что он не дотянет до утра.

Джек

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец привел меня в бордель и попытался заставить выбрать женщину, с которой я лишился бы невинности. Я отказался, после чего он стал обращаться со мной как со слабаком и неудачником. Когда мне было двадцать девять, я узнал, что, когда моя жена была проституткой, она спала с моим отцом. В тридцать три года я на секунду, на долю секунды, задался вопросом, не был ли отец убийцей моей жены. Эта мысль пришла из ниоткуда и там же исчезла, но я всегда считал отца способным на убийство. Особенно на убийство того, кого он и человеком не считал. Например, бывшей проститутки. Но это была мимолетная мысль. Она не основывалась на фактах и поэтому не позволяла сделать какие-либо выводы. Потому что, даже если человек и способен на убийство, это не означает, что он его на самом деле совершит.