Книга Сотворение мира - Гор Видал

Когда я указал на это Ариамену, он сказал:

— Я ничего не могу поделать. Бактрийцы боятся магов больше, чем меня. Почему ты не остановишь их? Ты же преемник пророка. Тебя они послушают.

Ариамен смеялся надо мной. Он знал, что там, где оказался бессилен Зороастр, его внуку не видать удачи. И все же я поговорил с руководителями зороастрийской общины. Большинство из них состояло со мной в родстве, и многие сочувствовали. Почти все были… миряне — пожалуй, вот подходящее слово. Притворяясь, что следуют Истине, они стремились к богатству и почестям. Они уверяли меня, что умирающих и больных перестанут привязывать у дорог. Однако это продолжается и по сей день.

На месте, где был убит Зороастр, воздвигли большую усыпальницу. Стоя перед опаленным огнем алтарем, чьи пологие ступени некогда были залиты золотой хаомой и кровью, я пережил поистине странное чувство. Я произнес молитву. Мой двоюродный брат, глава зороастрийской общины, пропел ответ. Потом, стоя перед огненным алтарем, я рассказал дюжине моих родственников — невысоких, смуглых людей, обликом напоминающих халдеев, — о смерти пророка и тех словах, что Мудрый Господь счел нужным сказать мне его умирающими — мертвыми? — устами.

Родственники были глубоко тронуты. В общем, и я тоже. Однако, произнося знакомые слова, я в действительности не вспоминал, как они звучали, когда были впервые услышаны мною. Повторение давно стерло эти звуки из моей памяти. Тем не менее, стоя перед тем алтарем, я вдруг на мгновение ощутил себя маленьким мальчиком с глазами, ослепленными смертью и видением божества.

Потом мне показали комнату с воловьими шкурами. Здесь сидела дюжина писцов, слушая, как старые члены общины цитировали зороастрийские тексты. Старики пели стихи — гаты, а писцы записывали. Поскольку я сам слышал некоторые гаты из уст деда, то заметил несколько внесенных — сознательно? — изменений. В некоторых случаях я решил, что дедовы слова изменены для нового поколения, но чаще читающие просто забывали первоисточник. Вот почему я в конце концов пришел — очень неохотно — к тому, что тексты пора записать, пока ошибок еще сравнительно мало.

Благодаря нынешней повсеместной мании все записывать — где, когда и почему она возникла? — действительные слова Зороастра, Будды, Махавиры, Госалы, Учителя Куна будут сохранены для будущих поколений. Парадокс: ведь письменный текст уничтожить проще, чем стереть его из памяти жреца, который выучил миллионы слов и не осмеливается изменить хотя бы одно из страха потерять все остальные. С другой стороны, совсем нетрудно записать на воловьей шкуре совершенно новый текст и выдать за древний, принадлежащий пророку.

Уже на протяжении моей жизни заветы Зороастра насчет неправильного употребления хаомы изменились в угоду традициям магов. Недавно понятие арты, или праведности, персонифицировали, и Арта стал богом, а демон Митра так никогда и не был полностью изгнан из зороастрийской веры, потому что, как сказал мой последний ныне живущий двоюродный брат, «разве Митра не есть солнце? А разве солнце — не знак Мудрого Господа?» Так, исподволь, один за другим, возвращаются демоны. Человек будет поклоняться тому, чему хочет. Мой дед сместил некоторые акценты. Вот и все.

Когда я сообщил общине, что Ксеркс пообещал не признавать никакого бога, кроме Мудрого Господа, все очень обрадовались и глава общины заключил:

— И это значит, что маги, следующие Лжи, не хотят следовать за Великим Царем.

Мне довольно подробно поведали о словесных баталиях между нашими магами и их. Мне также рассказали о бесконечных разногласиях между придворными зороастрийцами и теми, кто остался в Бактре.

Хотя я приложил все усилия, чтобы всего себя посвятить их службе, у меня осталось впечатление, что я разочаровал этих низкорослых смуглых людей, живущих на границе. Они ожидали, что я один из них, а вместо этого встретили голубоглазого человека, говорящего на придворном персидском. Как «царево око», я всем своим существом слишком принадлежал миру, и уверен, им это казалось так же странно, как мне по-прежнему кажется чудом, что из всех живущих на земле мне одному было суждено услышать голос Мудрого Господа. Из-за одного момента в детстве меня до сих пор считают святейшим человеком Персии. Нелепо. Но мы редко становимся тем, чем хотим. То, чем мы хотим быть, не дано нам — или изменяется вместе с временами года.

Разве я не мудр, Демокрит? Теперь, когда пришла зима и снег мне кажется черным, я точно знаю, кто я. Ждущий своего часа труп.

КНИГА VI

КИТАЙ

1

Через два года после восхождения Ксеркса на трон меня уполномочили быть послом во всех царствах и владениях тех удаленных, никогда не виданных ни одним персом земель, что мы называем Китай. Путь, который я надеялся проделать вместе с Фань Чи, теперь предстояло проехать с караваном, снаряженным «Эгиби и сыновьями». Ко мне были приставлены два китайца в качестве переводчиков, а также бактрийские конные и пешие воины как эскорт.

Излишне говорить, Вторая палата канцелярии противилась моему посольству, но Великий Царь сказал свое слово, и, чтобы оправдать пущенные на ветер деньги (с точки зрения казначея), мне было официально велено открыть торговый путь между Персией и Китаем — задача, схожая со строительством лестницы на луну. Но я более чем охотно взялся за нее. Я бы предпочел более долгий, но относительно безопасный путь через Индию — чтобы повидать Амбалику и сыновей, — однако в письме от Фань Чи говорилось, что северный путь через Амударью самый короткий, хотя и самый опасный. И я отправился на север. Это оказалось глупо. Но ведь глупость свойственна молодости. Демокрит говорит, что тоже отправился бы в Китай кратчайшим путем. Вот мое утверждение и доказано.

Фань Чи говорил, что, поскольку выплавка железа в Китае практически неизвестна, там открывается прекрасный рынок для превосходного персидского металла — и персидских металлургов. «Эгиби и сыновья» согласились. Они дадут денег на караван, хотя шансы на возвращение каравана удручали — Ширик рассчитал их на своем абаке. Тем не менее он изъявил готовность рискнуть.

— Если вы откроете северную дорогу, то мы получим — впервые — удобный шелковый путь, — сказал он.

По традиции все дороги в Китай называют шелковыми путями. В обмен на выплавленное железо «Эгиби и сыновья» собирались получить тысячу и одну вещь — от шелка до драконовой кости для медицинских нужд. К счастью для меня, желудочные расстройства Ширика лечились только настоем из толченой драконовой кости, поэтому кроме делового он имел в успехе моей миссии и личный интерес.

Ранней весной я выехал из Бактры на восход солнца. Мое описание этого долгого путешествия на восток хранится в железном сундуке в книгохранилище Персеполя, ключ есть только у Великого Царя, и приняты все меры, чтобы он не потерялся. Менее чем через год я открыл ранее никому на западе не известный путь в Китай, но, поскольку я перс и царский друг, у меня нет ни малейшего желания открывать грекам все подробности этого пути. К тому же без карт и наблюдений за звездами я могу лишь в общих чертах рассказать о путешествии, состоявшемся… по моим подсчетам, лет тридцать восемь назад.