Книга Нефертити - Мишель Моран

— Я уже нашла для тебя кормилицу; она будет кормить его, когда твои три дня пройдут.

— Кто она такая? — настороженно спросила я.

Я уже подумывала о том, чтобы кормить сына самой.

— Хеквет, жена одного жреца Атона.

— А ты уверена, что она не больна чумой?

— Конечно уверена.

— А откуда мне знать, что у нее хорошее молоко?

— Уж не думаешь ли ты кормить его сама? — спросила Нефертити. — Ты что, хочешь, чтобы к его трем годам у тебя груди отвисли до пупка?

Я посмотрела на сына, на его поджатые губки и довольное личико. Он был моим единственным ребенком — и, возможно, останется единственным. Почему бы мне не покормить его самой, по крайней мере до тех пор, пока чума не закончится? Кто знает, что может занести кормилица? Уже столько народу умерло! Но с другой стороны… Если я растрачу силы на кормление, а чума проникнет-таки во дворец, а я окажусь слишком слабой, чтобы сопротивляться ей? Барака останется без матери. А Нахтмин овдовеет, и ему придется растить сына в одиночку. Нефертити наблюдала за мной.

— Зови Хеквет, — сказала я. — Через два дня я перестану кормить Бараку. — Я коснулась его носика пальцем и улыбнулась. — Я понимаю, Нефертити, почему ты рожала пять раз.

Сестра скривилась:

— Значит, тебе это нравится куда больше моего.

Я посмотрела на нее с постели и попыталась возразить:

— Но ты всегда выглядела такой счастливой!

— Потому что оставалась в живых, — без обиняков заявила Нефертити.

Потом ее взгляд упал на Бараку.

— Но теперь мне это больше не понадобится. Я — фараон, и Мери станет фараоном после меня.

Я села на подушках. Барака недовольно запищал.

— А отец знает?

— Конечно! Кого еще он хотел бы видеть на престоле? Небнефера, что ли?

Я подумала о Кийе и Небнефере, устроившихся на противоположной стороне дворца. Весь амарнский двор — скульпторы, жрецы, танцовщицы, портные — все забились во дворец в поисках убежища. Теперь они теснились в комнатах вокруг Зала приемов. Всем, кто располагал влиянием или работал при дворе, разрешили остаться, но запасы еды были не безграничны.

— А что мы станем делать, если припасы закончатся прежде, чем чума? — медленно произнесла я.

— Пошлем за новыми, — непринужденно ответила Нефертити.

— Не лги, чтобы утешить меня. Я знаю, что мало кто из слуг решится выйти из дворца. Нахтмин рассказал мне, что к окнам вчера подходил вестник и рассказал, что умерло уже три сотни рабочих. Три сотни, — повторила я. — А всего с момента дурбара — две тысячи.

Нефертити заерзала:

— Мутноджмет, тебе не следует сейчас думать об этом. У тебя ребенок…

— И я не смогу защитить его, если не буду знать правду. — Я выпрямилась. — Нефертити, что сейчас творится?

Нефертити опустилась на стул рядом с моей кроватью. Лицо ее побледнело.

— На улицах беспорядки.

Я с силой втянула воздух и прижала Бараку к себе так, что он расплакался.

— И теперь ничто не помешает бунтовщикам напасть на тюрьму и освободить Хоремхеба, — сказала Нефертити. — Войско на карантине. Лишь малая часть солдат…

— В тюрьме тоже вспыхнет чума. Раз она началась среди рабочих, строивших гробницу…

— Но если он не умрет, они смогут освободить его. А он поднимет мятеж против нашей семьи. Мы все погибнем. — Нефертити заколебалась. — Кроме тебя. Тебя Нахтмин спасет.

— Нет, Нефертити. Боги на твоей стороне. Этого никогда не случится.

Нефертити криво усмехнулась, и я поняла, что она думает о чуме, явившейся в разгар дурбара, сразу после того, как она взошла на трон этой страны. Если боги на ее стороне, откуда тогда взялась чума?

— Так что же мы будем делать? — Я посмотрела на Бараку. Жизнь этой ни в чем не повинной крохи могла оборваться, едва начавшись. Но для чего бы богам поступать так? Посылать мне ребенка после столь долгого ожидания лишь для того, чтобы тут же отнять его? — Как думает отец — что нам следует делать?

— Он считает, что нам нужно отправить гонцов в Мемфис и Фивы — предупредить их.

— Ты что, не предупредила их?! — вскричала я.

— Мы закрыли порты, — возразила Нефертити. — Никто не может уехать. Ворота заперты. Если мы отправим гонцов в Фивы, то что подумают люди? Вот так вот сразу после дурбара?

Я посмотрела на заколоченные окна.

— Это против законов Маат — не предупредить их.

— Эхнатон не станет этого делать.

— Значит, это должна сделать ты, — сказала я ей. — Ты теперь фараон.

Шесть человек из дворца получили плату золотом за согласие доставить послания в Мемфис и Фивы и предупредить о состоянии дел в Амарне, — предупредить, что хетты принесли на дурбар фараона чуму и она забрала уже две тысячи жизней.

Высеченных гробниц не хватало на всех мертвых. Даже богатых бросали в общие могилы, навеки безымянных. Некоторые люди рисковали жизнью, лишь бы надеть на своих любимых амулеты, чтобы Осирис мог узнать их. Эти могилы снились мне по ночам, и, когда я проснулась в слезах, Нахтмин спросил, что тревожит мои сны.

— Мне приснилось, что Осирис не смог найти меня, что я оказалась потеряна для вечности, что никто не потрудился написать на гробнице мое имя.

Муж погладил меня по голове и поклялся, что такого не будет, что он пойдет на любой риск, но вложит амулет в мою ладонь, прежде чем меня похоронят.

— Поклянись, что ты не станешь этого делать! — взмолилась я. — Поклянись, что, если я умру от чумы, ты позволишь забрать мое тело, хоть с амулетом, хоть без!

Нахтмин обнял меня, стараясь защитить от страхов.

— Конечно, никто тебя не заберет без свидетельства для богов. Я никогда этого не допущу.

— Но ты должен будешь разрешить, чтобы меня забрали! Потому что если я умру, а ты заболеешь, кто же позаботится о Бараке?

— Не говори так.

— Нахтмин, вся Амарна умирает. Отчего бы уцелеть дворцу?

— Оттого, что мы защищены. Твоими травами и расположением на холме. Мы выше чумы, — попытался успокоить меня он.

— А если люди ворвутся в дворец и принесут чуму с собой?

Мое недоверие застало Нахтмина врасплох.

— Тогда солдаты будут сражаться с ними, потому что здесь они защищены и накормлены.

Тут утреннюю тишину нарушил плач Бараки, и Нахтмин взял его на руки. Он с нежностью посмотрел на нашего сына и осторожно вручил его мне. Завтра малышу предстояло перейти на молоко кормилицы.

— Нефертити отправила в Мемфис и Фивы сообщение о чуме, — сказала я мужу.