Книга Пора предательства - Дэвид Кек

Дьюранд изогнулся, стараясь еще хоть раз наполнить легкие воздухом перед тем, как чернецы вычеркнут его из мироздания. Взгляд рыцаря упал на колдунов. И как раз вовремя: один из них легонько дернул пальцами в воздухе. Почти незаметное движение, только и всего. Но от исполненного муки вопля, что вырвался из груды костей, когда чернец сжал руку, содрогнулась сама тьма святилища. Тварь, что некогда была Аильнором, забилась в припадке, едва не распадаясь на куски.

Чернец изящно, почти танцуя, отступил на благоразумную дистанцию и вновь обратился к своей жертве:

— Если бы вы сделали то, о чем мы вас просили, мы бы могли ограничиться только вами. Но вы заупрямились, и упрямство ваше породило вот какую поэтическую мысль: отец-изменник и незаконнорожденный сын связаны навеки.

Под сводами святилища звенел пронзительный крик.

— Ребенок в объятиях матери, — простонало чудовище.

— И узурпатор, ваша милость. Господин наш жестоко страдал от коварной измены, — а вы хотели поставить ублюдка, рожденного его женой, выше его самого.

В призрачный вопль старого воина вплелась новая нота: тоненький крик, пронизывающий тьму, более всего похожий на плач ребенка в каком-нибудь заброшенном колодце.

Дьюранд не мог даже думать. Дорвен карабкалась наверх, зажав в зубах нож, пробираясь к резной колонне, где был привязан ее брат.

Дьюранд слышал ребенка Альвен. И сейчас мог плакать только ее ребенок. Молодой рыцарь помнил крики из башни, помнил запертую дверь чертогов в крепости Радомора. Теперь тот же голос непостижимым образом оказался в плену чернокнижной мерзости.

— Ты наш с тех пор, как ваш смертный вздох попал на язык моего брата, — промолвил один из чернецов. — Избавьте ребенка от мучений. Пора.

Плач внука Аильнора еще звенел в воздухе, когда старый герцог повернулся к Дьюранду.

Дьюранд сжал меч. Сейчас значение имел только Морин. Только Дорвен и ее нож. Она еще могла спасти Гирет — при условии, что чернецы не обернутся посмотреть, что происходит в святилище у них за спиной. Дьюранд будет уворачиваться и тянуть время, сколько сможет. И если ему немного повезет, то еще успеет увидеть освобожденного Морина и убегающую Дорвен.

Паладин ринулся вперед. Не успел Дьюранд отпрянуть в сторону, как чудище уже схватило его и швырнуло на груду черепов. Те с треском разлетелись в разные стороны, освобождая заключенные в них души. Сгустки тьмы вскипели, проносясь перед веками Дьюранда, спеша убраться подальше от своих подлых хозяев.

— Эй! Смотри, что делаешь, болван! — застонал один из чернецов.

Дьюранд рад был возможности доставить мерзавцам хоть какой-то повод для огорчений. Но Паладин уже шагал к нему, кроша под ногами раскатившиеся кости. Новый удар подбросил Дьюранда под самый потолок. Юноша задел виском ребристую балку под сводами придела. Падая, он снова разметал во все стороны черепа. Чернец сыпал проклятиями, а меч Дьюранда отскочил от пола и задрожал в воздухе, изгибаясь, точно лента.

На этот раз Паладин навалился на свою жертву всей тушей. Хлестал лязгающим хвостом. Вертел в когтях, швырял и подбрасывал его, точно жернов. И все это время освобожденные души продолжали разлетаться, слепя и душа молодого рыцаря. Дьюранд видел висящего за спиной у чернецов Морина. Видел крадущуюся к нему Дорвен — такую маленькую, такую бледную. Безумие. Видел гигантскую, пульсирующую тьмой тень приближающегося Паладина. Яростного. Рыдающего.

Дьюранд надеялся, что чернецы подавятся высвободившимися душами. Надеялся, что Дорвен разрежет путы Морина.

Пальцы молодого рыцаря скользили на рукояти меча. Дьюранд начал медленно подниматься навстречу крадущемуся ужасу — по крайней мере он хотя бы попытается принять смерть стоя. Но тварь, некогда бывшая Аильнором, обрушилась на него с треском, подобным грому сухих свитков…

И остановилась в дюйме от подбородка Дьюранда.

Юноша пошатывался, стараясь не закрывать глаза.

— Паладин? — окликнул один из колдунов. — Что еще снова за шуточки? Прикончи его. — Чернец сдавленно булькнул. Подавился? Как бы Дьюранду хотелось в это верить. — Знаешь сколько горшков ты уже перевернул? Убей его, ради бога! Не медли!

Крылатая тень смыкалась вокруг Дьюранда. Он сам не знал, что тому викой — какой-нибудь новый трюк чернецов или же результат удара головой о стену. Он лишь смотрел на Паладина.

Чудовищная тварь нависала над ним стеной костей. Исходящее от нее зловоние забивало горло.

— Аильнор. — Быть может, от того, что Дьюранд сам находился на грани смерти, сейчас он думал о Паладине лишь как о старике, точно так же вероломно пойманном и заточенном здесь, как Морин, Дьюранд и любой из них. — Аильнор. Морин должен быть освобожден. Его отец прижимает войско Гирета в пламени, которое разжег ваш сын. Если нас уничтожат, королевство падет. Везде воцарится ад. Тлен и безумие. От гор до моря.

Тени скользили над Паладином, как черные языки пламени, как гонец Оуэна. На краю смерти Дьюранд вдруг понял, что он видит: то были души, привязанные к мертвым костям, подгоняющие чудовище вперед. Вихрь черного пламени внезапно привлек внимание рыцаря к странной фигуре, вплетенной в этот уродливый костяк. За паутиной знамен и ржавых украшений он рассмотрел крохотный сверток, туго примотанный к тряпью. Прямо в самом сердце чудовища. Огромная безобразная голова Паладина качнулась, глядя вниз на Дьюранда.

— Пожалуйста, — тихо попросил Дьюранд.

Где-то невдалеке раздраженно сплюнул один из чернецов.

— Ох, какая скукотища!

Колдун появился в поле зрения, буквально разбухнув от груза высвобожденных во время драки душ. Он вздернул руку — и огненные души полыхнули на костях Паладина, ощетинились, точно загривок бешеного пса.

Но Аильнор не тронулся с места.

Глаза Дьюранда перебегали с закутанного свертка в сердце чудовища на железную маску, скрывавшую мертвое лицо Аильнора. Он помнил, как нашел в сердце призрака Оуэна маленькую косточку — однако этот сверток был не обломком кости.

Раздутое лицо чернокнижника скривилось, он согнул пальцы. В воздухе просвистел детский всхлип, сверток задергался. Темные души вспыхнули ярким пламенем, зависли в ярде от чудовища, посылая через слизь на полу лучи острого льда.

Дьюранд закрыл глаза, сжал сломанные зубы.

Однако Аильнор произнес:

— Не ради крови. Не только ребенка ради…

Черты старого герцога преобразили чудовищную фигуру. Костный остов поднялся вопреки пыланию душ на светящихся конечностях. Дьюранд различил в искаженной фигуре кровь королей. Прорезь искореженного шлема остановилась на уровне глаз молодого рыцаря. Руки чудовища начали открываться, где-то в сердцевине черного пламени отчаянно кричал ребенок. Кости лопались и трещали, как поленья в огне, от невыносимой муки.

Распухшие колдуны боролись с собственным же созданием. При каждом их вздохе или стоне с губ их во все стороны разлетались мухи. Интересно, сколько мертвецов способен поглотить один колдун? Сколько их было связано заклинанием, оживившим Паладина?