Книга Песня цветов аконита - Светлана Дильдина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ревность — сильное чувство. Плевать на Окаэру — генерал не упустит ни толики власти над своими людьми. Приказать… можно.
— Исполняйте, — наместник сворачивает указ трубочкой и протягивает генералу. — И докладывайте обо всем.
Дергается щека со шрамом — генерал готов разразиться бранью. Но сдерживается — и без поклона широким шагом уходит. Занавеска отлетает к стене, едва не оторванная.
Спустя несколько мгновений Йири осознает, что все еще стоит неподвижно, глядя в одну точку. И заставляет себя сдвинуться с места.
Проглядывая бумаги, выслушивая отчеты и беседуя с местными уроженцами, Йири не мог понять, почему край, который мог быть по-настоящему богатым, находится в таком плачевном состоянии. В Столице ему говорили о продажности и лени предшественников, и это было правдой, но почему их оставляли на должности — и сместили только сейчас?
Ответ пришел, как ночной кошмар — неожиданно. Окаэру намеренно держали на положении бедного родственника. Важная провинция, тем более отдаленная от Столицы, могла бы легко диктовать условия всем остальным. Поэтому ей не позволяли подняться. Пытаясь исключить даже малейшую возможность неповиновения, невольно способствовали чуть не развалу всего.
Осознав это, он растерялся. Он не понимал, чего от него хотят, отправив сюда.
Потом Йири почувствовал злость. Значит, он должен навести порядок и преподнести этот край Столице, которая сама превратила провинцию в болото… и потом позволить накинуть очередную узду на Окаэру?
В очередной раз позволить играть с собой, как с куклой. Только вот куклу могут убить, когда она станет действовать во благо Столицы… и даже сама Столица может это сделать, если он переступит дозволенные границы.
А оно застал его в глубоких раздумьях — Йири едва заметил вошедшего. Он смотрел на стоящие в вазе цветы, только лицо у него при этом было холодное — не такое, как уместно при созерцании красоты. Куда холодней обычного.
Йири же вспоминал слова, сказанные Ёши незадолго до прощания:
«Вода может быть ласковой и беспощадной, принимать любую форму, при этом оставаясь собой. Ты — вода. Поэтому так легко превратился в лед».
А из Сиэ-Рэн приходили радостные вести. Золотой Дом принял в себя достойную — ту, что стала женой повелителя.
* * *
Когда молодому наместнику показывали бумаги и рассказывали о делах, он вежливо слушал, не пытаясь диктовать свою волю, и скоро многие были уверены — Столица прислала существо безобидное. Он и впрямь больше смотрел, чем делал — по правде сказать, поначалу чиновники при нем старались соблюдать порядок — мало ли. Спешно были выправлены недостачи в бумагах, приведены отчеты, и первую пару месяцев жизнь катилась словно по смазанной маслом дороге.
А наместник и не пытался придраться к замеченным мелким промахам, и постепенно чиновники успокоились, видя, что он больше занят общением с молодежью и избранными представителями влиятельных семей.
Мало кто знал, что разносчик на рынке, слуга в гостинице и подобная им мелкая сошка умели слушать скрытое от посторонних ушей — и запоминали сказанное. Мало кто знал, что не только видимые слуги пришли с ним в Окаэру.
— Он разрешает людям заниматься тем, что им по душе, если сумеют получать с этого прибыль — почему бы и нет? — заметил как-то один из старейшин города, весьма уважаемый человек, и главный судья, господин Исуру, согласно откликнулся:
— Любопытно, что у него получится. Пожалуй, мы сможем говорить на одном языке.
И еще несколько уважаемых людей города сказали так же.
В неотведенных местах торговля была отныне запрещена, зато появились новые удобные лавки и рыночки. Пытавшихся обойти этот указ и продавать товар где попало ждало весьма серьезное наказание.
— Жестко, надо сказать, — отмечали старейшины, но признавали — деньги таким способом получить куда проще.
Напрасно нарушители просили о снисхождении.
— Указы были оглашены. Если кто-то счел возможным про них позабыть — что же, зря, — сказал Йири судьям, а те прекрасно исполняли все остальное.
* * *
Братья, Шинори и Ниро, скоро получили привилегию прислуживать самому господину. Шинори, наблюдавший за ним, словно кошка за мышиной норой, не мог не заметить столь же пристального внимания к ним молодого наместника.
— Мы высоко взлетели, — пробормотал старший после того, как ему выпала честь прикоснуться к Высокому — после целого дня в седле он позвал именно Шинори, чтобы убрать усталость.
— Он правда настоящий? — жадно спросил младший. — Выглядит, словно из света и водных струй сделанный!
— Он живой, — неохотно ответил Шинори.
— Ты не больно хотел оставаться. А теперь — не жалеешь? — тут же спросил Ниро. Брат плечами пожал. За младшего все еще опасался. Но всерьез беспокоиться пока не с чего, а жилось тут хорошо. Ниро не унимался:
— Два месяца истекли. Если господин решит нас оставить, ты согласишься?
Не получив ответа, прибавил неожиданно по-взрослому:
— Я хочу находиться тут. Кем бы он ни был, понимаешь? Нельзя бояться всего неизвестного.
Их позвали на следующий день — и оставили в доме.
* * *
— Зря опасались, — заявил один из помощников Со-Ину. — Он тихий, как девушка. Подумаешь, дорогами и лавками занялся! Проверки, тоже мне… всему верит!
— А гарнизон? Оттяпать у Асахи часть солдат на личные нужды… не так-то просто, — засмеялся другой.
— Это его право, — Со-Ину примирительно поднял руки. Ему, по правде сказать, неприятно было — ошибся. Ожидал юношеского рвения от наместника, а того можно по шерстке гладить, как кошку. Перепугались, как дети в чужом саду… стыдно. Впрочем, так даже лучше.
— Что гарнизон? Поссориться с генералом — большого ума не надо. Главное теперь делать все тихо, волнений не допускать, не то Асахи вынужден будет действовать заодно с наместником.
Говорил Со-Ину и вроде всем был доволен — но не давал покоя маленький червячок внутри. Наместник оказался сущим подарком.
Только одно смущало Со-Ину — его взгляд. Спокойный, почти ласковый, даже ресницы чуть опущены — только прочесть по глазам ничего нельзя. Простые люди смотрят иначе, а тем более власть имеющие.
Но в остальном — и впрямь не опасней кошки, если не мышки.
* * *
Записки Юхимэ
Седьмой день месяца Рыси
Сегодня Ясу вновь навестила меня. Разбирали сухие травы. Зимой мне нравится это занятие, а с приходом весны оно навевает грусть. Кажется, все в жизни так скоро становится только сухой травой. Если ее подберут заботливые руки, она может долго радовать сердце, если же нет — скоро исчезнет, станет землей. Говорят, есть области, где умерших дарят земле. Мне это кажется очень грустным. Гораздо приятнее думать о пламени. Оно так чисто и своенравно. Ясу похожа на пламя. На маленький огонек. И мне грустно, что огонек этот никогда не станет большим — и она, и я всего только женщины. Что-то я стала писать о грустном все время. Это нехорошо.