Книга Солнечное настроение - Глория Му
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бар, боулинг, бильярд! Пошли, а? Поколбасимся!
– Ты уверена, Мань? Где это вообще, шеф?
– Недалеко, я отвезу! Бесплатно!
– А дорого там? – В Колбасе проснулась недоверчивость.
– Ни боже мой, мадам, плюс небывалые скидки в честь открытия!
– Ладно, а мы в твоего «муравья» влезем? Он не квакнет по дороге?
– Да я шестерых возил! Мужчины дамочек на коленки посадили, домчал в лучшем виде.
– Леш, Наташ, вы как?
– Я всегда – за.
– Не возражаю. Только на коленки не сяду.
– Вечно ты, Наташка, строжишься. Я вот к родному мужу с удовольствием на ручки пойду. Ладно, полезли. Сначала вы, мужики, усаживайтесь, а потом мы, а то задавите нас, изячных.
Они довольно легко поместились в желтой кабинке, которая изнутри оказалась больше, чем можно было предположить. Шеф с необыкновенно довольным лицом захлопнул дверцы с тонированными стеклами («для интиму») и рванул с места. Пассажиров порядком потряхивало, запах теплого пластика не радовал, но Колбаса была так счастлива, что никто не рискнул ворчать. После десяти минут быстрой езды тарахтелка остановилась. Через некоторое время, поняв, что никто их вызволять не собирается, компания стала выбираться наружу – сначала девочки, потом мальчики…
Да, водителя за рулем не было, и никакого кафе поблизости не наблюдалось. Только та самая свалка и покосившиеся ворота. Разве что забор из редкозубого штакетника вместо кроватных спинок.
– Ну ни фига себе, кидалово!
– Тим, а ты сможешь нас обратно на этой штуке отвезти?
– Запросто. – Но мопед отказался заводиться, бензина в баке не осталось ни капли.
– Я пойду сторожа поищу, разберусь. Леш, побудь с девчонками.
– Эй, мы без вас тут не останемся, мы с вами!
– Хорошо, девочки, пошли вместе.
– Поверь мне, мааальчик, – девушка растягивала слова, явно наслаждаясь звуками своего голоса, – жизнь – сложная штука и все на самом деле не так, как кажется. Я слишком крутая для тебя, мальчик, слишком опытная, и я дорого стою. Я тебя использую и брошу.
Она с удовольствием повторяла фразы шикарных женщин, слышанные в сотне фильмов, прочитанные в десятке книг. Стоило дожить до двадцати шести лет хотя бы ради того, чтобы восторженные молокососы начали смотреть снизу вверх, открыв рот.
– Я столько пережила, сколько тебе и в самом эротическом сне не приснится, а ты все: «Любовь, любовь». Не смеши меня, блин. – Она нарочито понижала тембр, стараясь произносить слова сексуально и значительно. Получалось здорово, только словечко «блин» не вписалось – случайно вырвалось.
Костик молча шел рядом и почти не слушал. «Дурочка ты моя, дурочка. Обидели тебя крепко, вот и огрызаешься. Я-то знаю, как тебя Мошквин кинул, как ты за ним почти год бегала. Ну отыграйся на мне, отыграйся, я тебя всякую возьму».
Он вспоминал подробности тех двух раз, когда она позволила к себе прикоснуться. Дала – это у нее называется «дала». Один раз спьяну, на даче того самого Михаила Мошквина, куда Костик попал вместе с компанией дипломников. Его, второкурсника, почему-то прихватили обмывать защиту мошквинского младшего брата. Хозяин дачи – тридцатилетний, красивый, успешный – немного посидел с молодняком и уехал, а Стэлла, одна из бывших подружек, метнувшаяся было за ним, вернулась со двора обратно, и по растерянному личику стало понятно – не взяли. Она быстро и безобразно напилась, и Костику впервые обломился кусок счастья – нежное, вздрагивающее, безвольное поначалу тело, слезы, невнятный шепот, красные ногти, царапающие спину, и еще много всякого, о чем он потом полгода вспоминал. В следующий раз ему достался Новый год – праздник, который Стэлла мечтала провести совсем с другим человеком… Он тогда так и не заснул, смотрел на нее спящую и думал только: «моя, моя, моя». Но после она опять пропала, сначала просто отказывалась встречаться, пару раз даже послала, а потом вообще не снимала трубку, когда определялся его номер. И вот сейчас, уже весной, она наконец ответила на звонок и согласилась прогуляться.
– Ну вот скажи, куда, куда ты меня поведешь?
– В парке можем походить…
– Ага, чебуреков пожрать. Не тупи.
– Ну, в «Пирамиду».
– Точно, а потом в подъезде потрахаться!
– Эль…
– Блин, не смей меня так называть!
Родители нарекли ее Эллой, но имечко, напрочь скомпрометированное ильфо-петровской героиней, отравило все детство, и она стала Стэллой, звездой. В ранней юности ее белая кожа, оттененная зачерненными волосами, казалась фарфоровой, но за последний год лицо по утрам все чаще смотрелось отечным и рыхлым. Впрочем, все поправимо – если не пить накануне, выспаться и подкраситься. Сейчас, в красном коротком платье, она была настоящей звездочкой. У нее выдалась паршивая зима, работа в салоне сотовой связи оказалась не только трудной, но и непрестижной для взрослой девушки с претензиями. С мужчинами не везло так, будто порчу навели… А чего? Стэлла – девушка продвинутая, в заговоры не верила, а вот в биоэнергетику – запросто. Будто присосался кто – и тянет из нее удачу и силу. И вчера, когда совсем ослабела и пала духом, вдруг сдалась и согласилась встретиться с этим дурачком, с которым пару раз перепихнулась от тоски. Удивляясь самой себе, собиралась сегодня на «стрелку» с некоторым волнением, совсем, видно, одичала за зиму. Нарядилась, накрасилась, пришла – а он теперь смотрит жалкими собачьими глазами и тупит. Подбешивает, блин.
– Прости, Стэлла. Послушай, у меня есть деньги, хватит на ужин, где скажешь. Куда ты хочешь?
– А в «Дакар» слабо? У тебя сколько? Поди, у мамы сто рублей из кошелька спер?
– Не важно, пошли, у меня хватит.
Он написал курсовые чуть ли не для половины потока и мог теперь отвести свою принцессу куда угодно. Пусть, если ей нужна вся эта фигня, пусть будут свечи, официанты, крахмальные скатерти и серебро, как в кино.
– Да ты посмотри на себя, с тобой в нормальное место не пустят.
А чего? Брюки глаженые, ботинки новые, рубашка чистая – чего еще-то? Костик нисколько не стеснялся своей внешности – средний рост, средний вес, волосы темные, глаза вроде серые. Не урод, не красавчик, нормальный. Стэлла – она, конечно, да… Но Костик был твердо уверен, что любовь его совершит чудо, принцесса расколдуется и обратит внимание на обычного парня. Когда мама, добрая, умная мама, услышала про Стэллу, она чуть ли не впервые выругалась при Костике: «Ты в своем уме?! С этой «бэ» полгорода переспали». Так и сказала, но «бэ» в ее устах звучало самым страшным матом… Костик тогда рассвирепел – даже мама не понимает, повторяет грязные сплетни. И он не мог объяснить, не мог рассказать, какой на самом деле чистой и светлой была его девочка, его звезда. Сквозь ее грубость и горькую обиду на жизнь он один сумел разглядеть потерянного, перепуганного ребенка и поклялся, что теперь никто и никогда не сделает ей больно. А она все «мааальчик, мааальчик…». Дурочка.
