Книга Где нет княжон невинных - Артур Баневич

— Ты хочешь, чтобы я уговорила Петунку продолжить род? Пожалуйста. Только вряд ли я буду достаточно убедительной. Маловато у меня серьезных аргументов.

— Никто не говорит, что княжне необходимо знать обо всех его… неприятностях.

— Неприятностях, — повторила она с горечью.

— Ну хорошо: два или три пункта из того перечня действительно довольно болезненны. Но взгляни на это с другой стороны. Возможно, нам представился неповторимый случай. Двести два года, симметричное расположение цифр. В ранневековье к таким вещам имели пристрастие. Добавь к этому ее имя: Петунка — уменьшительное от Петунелы, и так странно получается, что последней женщиной с таким именем была Проклятая. Случайность? А предсказание, что кто-то из теперешнего поколения снимет проклятие? Причем не лично, а с помощью посторонних? Из этого поколения осталась только Петунка. Брат погиб, сестер — ни одной…

Он осекся на полуслове. Какая-то мысль, еще неуловимая, проскользнула между теснящимися аргументами, запуталась, шмыгнула в тень. Нехорошая мысль.

Он не успел ее поймать. Был, пожалуй, близок, но внезапно Ленда приподнялась на локте, лизнула волосами парика его ухо. Она впервые оказалась так близко: раньше он не чувствовал запаха мяты. Ее дыхание прежде всего несло запах пива и дангизской водки, но была в нем и мята. Совсем немного.

— Ты не понял, — усмехнулась она. Усмешка была странная, но приятная, поэтому Дебрен не стал задумываться, а просто глядел. Надо было скоренько воспользоваться оказией, потому что лицо девушки медленно, но неодолимо приближалось, расплываясь в медноватое от света пламени пятно. — Ей надо сказать, что девочка может быть счастливой. Когда вырастет. И с этим у меня могут возникнуть проблемы.

Ее теплая ступня уже была у него на лодыжке, рукой она касалась его торса. Лица он не видел совсем: длинный и плотный парик охватил их головы, как охватывает балдахин королевское ложе. Он знал, что происходит. Между боком и левой рукой у него вдруг влезла ее голая грудь. Он знал. Только не верил.

И был изумлен. Немного.

— Ты что?.. Ленда?

— Тиииише. — Ее шепот вместе с ароматом мяты, которую ей некогда было заварить и которую она, кажется, попросту жевала, ожидая его и согревая ему постель, ворвался прямо ему в ноздри. Так как сначала она поцеловала его именно в нос. Скорее всего не потому что целилась вслепую. Он мало что видел, но блеск глаз — да. Слышал также шутливые нотки в ее голосе. — Не смотри, молчи, просто лежи.

— Ленда…

— Тише. Я накапливаю аргументы. Не двигайся.

Он не смотрел, и только это получилось у него легко. Раскрывать глаза было рискованно: им почти все время угрожали если не губы, то волосы или пальцы. Честно говоря, пальцы больше всего. Нелегко лежать рядом с мужчиной и касаться его по возможности большей поверхностью тела, не задевая при этом опоясывающим бедра металлом и наконец…

Как там было?

Ага. Снятие груза с мужских плеч.

Потому что она делала именно это. Так вот, попросту. Не слишком быстро и не медленно, нежно и одновременно решительно. Так…

Профессионально?

Махрусе сладчайший, он не хотел так думать об этом. В «Розовом кролике» она лишь присматривала за порядком. Конечно, могла невольно посмотреть, хоть сама никогда…

Всему виною тот князь. Долгое общение, времени у нее было…

И хорошо. Он застыл, почувствовав ее руку между бедрами. Но именно там… Хорошо, что давным-давно, в другой жизни, другой Ленде встретился прекрасный князь на белом коне. И работа у мамы Дюннэ. Хорошо, что она не была наивной, совершенно зеленой девчонкой. Если б он взглянул, то наверняка не заметил бы легкого смущения в ее взгляде. Тихой претензии, что так медленно…

Но он не смотрел. В частности, и поэтому. Она запретила ему смотреть, и это была основная причина. Однако где-то глубоко под слоями тающего остолбенения и нараставшего блаженства таился маленький, придушенный клубочек страха.

Он боялся, что его постигнет разочарование. К боли и огорчению он был готов больше, их избежать невозможно. Но до той чертовой мойни ему не приходило в голову, что дело может принять такой оборот. Что только прикосновения ее руки, только того, что она выдала свои намерения, даже лишь подозрения — недостаточно, и Ленде, женщине, которую он видел в снах, о которой мечтал, придется целую бусинку…

А может, дольше? Господи…

Никогда еще вкус ее поцелуев не был таким изумительным. И вовсе не из-за того, что проделывала ее рука там, внизу. Не потому, что он чувствовал, как его покалывают твердые сосочки ее грудей, а ступня ласкает его лодыжку. Какое-то время гораздо больше значила спонтанность ее изголодавшихся губ. Разочаровавшиеся женщины так не целуют.

Он возвращал поцелуи, свободной рукой отвечал на ласку, блуждая пальцами по ее телу. Он был осторожен. Чувствительные пальцы чародея нащупали длинный шрам, идущий от правой груди под мышку, и отступили. Удар пришелся ниже, и Ленда могла позволить себе даже очень смелое декольте, но наверняка не хотела с первого же раза показывать ему армейские памятки. Ну и был пояс. Металлическая дрянь, о которой он должен был забыть. Она наверняка знала, что это невозможно, но он уважал ее отчаянную попытку спасти иллюзию и соглашался платить свою долю цены.

Какое-то время было почти хорошо. Несколько мгновений. Он даже успел вспотеть от страха. Время — как всегда, когда она была слишком близко к нему, у него началась странная икота, — бежало и быстрее, и медленнее. Но оно бежало и с жестоким равнодушием текущей реки несло в себе неизбежное.

Рука Ленды долго не признавала себя проигравшей, не хотела принять поражения. Не совсем окончательного, потому что предчувствие не до конца парализовало Дебрена, и все ускоряющиеся, под конец почти грубые движения вызывали не только боль, но и приносили определенные результаты. Возможно, если б, несмотря ни на что, она выдержала, приняла это как положено обычной девушке из «Розового кролика»… Он начал наконец выкарабкиваться из глубочайшего болота паники. Почти вспомнил все заклинания, которыми пользуются пожилые чародеи в подобных ситуациях, и почти поверил, что успеет предотвратить катастрофу. Если б она была более опытна — или совсем неопытна — и еще несколько бусинок продолжала делать то, что делала, зная, что так делать следует, либо не зная, что это не всегда приводит к желаемому результату; если бы он повел себя чуть умнее — перевернул ее на спину, прильнул губами к ее груди, отвлек ее внимание от этой чертовой мужескости внизу…

Но она была такая, какая была, а он все испортил и принялся болтать, вместо того, чтобы целовать и чаровать.

— Ленда, на той лавке… Я как юнец, знаю, но меня так зверски проняло… А я уже не молокосос и так вот сразу не могу… Подожди, это никак не связано с тобой… Я сейчас… Я люблю тебя, княжна. Ты же знаешь, что… Именно поэтому на той лавке…

Заклинание было местное, ему пришлось убрать руку с ее груди, затолкать под перину, туда, где была и ее рука. Та, смелая. Их пальцы встретились. И рука Ленды отстранилась. Только тогда он понял, что она замерла уже немного раньше. Но он слишком спешил, чтобы делать выводы.