Книга Битвы за корону. Прекрасная полячка - Валерий Елманов

А для наведения порядка тоже потребуется изрядно серебра. За кадки для мусора заплати, за подводы для регулярного вывоза тоже. Кони ладно, можно из царских табунов взять, из выбракованных, но зарплату людям отдай, за рытье свалки отстегни. Коль все обсчитать, не сотнями — тысячами пахнет. А если к ним добавить укладку брусчатки в Кремле и на главных улицах — у трех моих гвардейцев кони ноги поломали, угодив копытами в образовавшиеся щели между бревнами, — получатся и вовсе десятки тысяч.

В остальном, что ни возьми, та же картина. Про школы, к примеру, создание которых я обговорил с патриархом. Да, церковно-приходские, то есть доплачивать священникам и дьячкам-учителям придется, но немного, и строительство особых изб можно на местных возложить, но бумага и прочее все равно влетит в копеечку. И так любое дело — повсюду требуется как минимум тысячи. А где взять?

Получалось, чуть ли не половина проектов зависнет мертвым грузом, даже с учетом того, что два-три я оплачу из своего кармана. Тогда-то я и надумал после военной кампании отправиться под Великий Новгород, в Хутынский монастырь. Пора воспользоваться сообщением бывшей царицы всея Руси Анны Колтовской, а ныне игуменьи Дарьи, и извлечь золото, спрятанное в его стенах Иваном Грозным.

Что же касается якобы проклятий, которые, по ее словам, нависли над этим кладом, то уж как-нибудь управлюсь. И вообще, страшиться надо живых людей, от которых куда больше пакостей. Ну а покойники — мирные люди, как в песенке поется, а я вдобавок человек не суеверный.

А кроме того, припомнилось и другое: долги Дмитрия, притом в основном перед иноземными купцами и ростовщиками. Да и за испанские галеоны, обещанные Лавицким, придется отстегнуть будь здоров, коль мехов не хватит, и опять-таки иноземцам. А коль впоследствии кому-нибудь из кредиторов или продавцов придется худо, это не мои проблемы. Впрочем, учитывая профессию, пращурам банкиров двадцать первого века сам черт не брат, а если и брат, то так, младший, и куда безобиднее. Словом, как-нибудь ухитрятся, договорятся со своими родственничками из числа нечисти. Остатки же можно вручить пану Мнишку, доставшему меня своими причитаниями насчет невыплаченного вено. Но исключительно в качестве обещанной иезуиту компенсации и за день перед окончательным отъездом ясновельможного и яснейшей из Руси. Что станется потом с ними обоими, меня тоже не волновало.

Однако спустя пять или шесть дней — мы к тому времени добрались до Великих Лук, отмахав чуть ли не полтысячи верст, — стало не до размышлений и не до ведения записей на привалах.

Глава 34

ПСКОВ

Первым нам повстречался не гонец — целое посольство, направляющееся в Москву из Мариенгаузена — одного из трех городов, которые мы по настоянию Мнишковны передали обратно Сигизмунду. Оказывается, как ни странно, первый удар Ходкевича все равно пришелся по ним, со всеми отсюда вытекающими последствиями. И тщетно горожане уверяли, что русские стрельцы их покинули, сообщив перед уходом, будто Мариенгаузен сызнова принадлежит Речи Посполитой.

Нет, особых зверств не было, убийств тоже, но грабежей хоть отбавляй. Особенно усердствовали запорожские казаки. Гетман же и Сапега то ли не могли, то ли не захотели остановить своих людей. Учитывая, что под их знаменами собрались добровольцы и казачья голытьба, я больше склонялся к первому.

А так как город располагался всего в нескольких верстах от русских рубежей, то жители, едва буйное воинство покинуло их, направившись дальше, на Мариенбург, решили проситься… сызнова принять их назад. Больше всех надрывался толстячок-бургомистр.

— Ну ведь взяли же вы нас, так почто обратно отдавать?! — горячо убеждал он меня, неистово размахивая при этом своими короткими ручками. — А мы уж и все подати, все дани, как положено, без утайки и обману. — И ищуще заглядывал мне в глаза.

Я смущенно развел руками (будь моя воля, но увы) и… посоветовал ехать дальше, в Москву. Пусть Опекунский совет решает, как поступить с городом.

Вторая встреча произошла на следующий день возле городка Остров. На сей раз это был гонец от стрелецкого головы Темира Засецкого, ныне сидевшего в Юрьеве, как после переименования стал назывался Дерпт. Точнее, в Юрьеве-Литовском. Оказывается, именно так его назвал еще Иван Грозный, когда лет пятьдесят назад его рати взяли город.

Засецкий сообщал, что после взятия Мариенбурга и Нейгаузена Ходкевич вместе с Сапегой устремились к Оденпе, но не сумели взять город с ходу, «на копье». Пришлось Сапеге брать его в осаду, а сам гетман рванул под Юрьев. Продвигался он столь стремительно, что сам Засецкий, сидевший в замке Ринген, расположенном неподалеку, еле успел перебраться в город.

Темир не паниковал, писал взвешенно, спокойно, но предупреждал, что без подмоги Юрьеву долго не выстоять. От горожан поддержки ждать нечего, кроме русских купцов, которые обещали сами боронить Русские ворота. Остальные же пребывают в смятении и страхе. А ихний бургомистр уже побывал у Засецкого с требованием сдать город, пока Ходкевич добр и дозволяет покинуть его русским стрельцам без потерьки чести, то есть со знаменами и оружием. Тот, понятно, отказался, но сил явно недостаточно, чтобы защитить остальные восемь ворот. И даже если ляхи, подвезя свои пушки, которых, слава богу, при них еще нет, станут ломить только в двое или в трое из них, все равно удастся продержаться от силы дня три-четыре, не более. Слава богу, помогает налетами Ратман Дуров. Его сотни постоянно тревожат ляхов. Но своих сил у Темира, чтоб удержать город, немного. Он, конечно, отправил гонцов к Шеину, но тот навряд ли выделит ему больше двух-трех сотен, а их мало — нужно не менее полутысячи.

Получалось, надо торопиться. Но вначале воодушевить. С этим я управился быстро, отправив гонца обратно в Юрьев, и не одного, а в сопровождении своих людей. Дал ему, правда, немного, всего два десятка пушкарей. Зря, что ли, я прихватил с собой помимо своей особой сотни чуть ли не половину московских, включая возглавлявшего их Исайку, точнее, Исая Исаевича. Пусть наладит там стрельбу по-новому, изготовив дальномеры. Но проинструктировал, что до поры до времени им надлежит тренироваться на иной стороне, обращенной к реке. Заодно и выставленные гетманом караулы разгонят.

Срок на все установил жесткий, трое суток. На четвертые все пушки должны иметь дальномеры и стоять на крепостных стенах напротив польского лагеря, дабы при необходимости устроить ляхам хорошую встречу. Но коль штурма не случится, палить строго воспрещаю.

Написал я Засецкому и грамотку, в которой предупредил, чтоб о нас помалкивал, а заодно дал совет, как лучше забивать внутреннее пространство перед воротами, в которые Ходкевич станет ломиться. Разумеется, Темир и сам все хорошо знает, но я предложил ему кое-какое дополнение, своего рода ноу-хау. Дескать, за день до начала штурма надо каждую баррикаду густо обмазать сверху донизу… дерьмом, выпотрошив все городские нужники. С учетом польского гонора, думается, боевой азарт у них изрядно поубавится.

Но на эту работу следует поднапрячь местных жителей. А чтобы они поактивнее трудились, надлежит им сообщить, что именно воинство гетмана учинило с тремя городами, которые и без того переданы ранее полякам. Тут я ориентировался на Мариенгаузен, прикинув, что и с остальными бравые польские гусары вкупе с казаками поступили точно так же. Думается, после такого известия горожане навряд ли станут филонить, не говоря о том, чтобы тайно, под покровом ночи, открыть ворота и впустить ляхов в город.