Книга Враг - Ли Чайлд

На базу я ехал медленно, тщательно следуя колее. Вскоре Маршалл пришел в себя, и я увидел, что он приподнял голову. И хотя он был накачан морфием, а его правая рука оставалась бесполезной, я предпочитал сохранять осторожность. Если он схватит руль левой рукой, то может вынудить меня съехать с колеи. И мы наткнемся на неразорвавшийся снаряд. Или на черепаху. Поэтому я снял правую руку с руля и ударил его между глаз. Это был хороший удар, и Маршалл снова отключился. Что называется, ручная анестезия. Он так и не пришел в себя до возвращения на базу.

Я сразу же поехал к госпиталю. Вызвал Франца по телефону и приказал охранять Маршалла. Как только появились военные полицейские, я обещал им медали и повышение по службе, если с их помощью Маршалл окажется в зале суда. Я попросил их зачитать Маршаллу его права, как только он придет в себя. И предупредил, что он может попытаться покончить с собой. Потом я поехал в офис Франца. Моя полевая форма была в ужасном состоянии, да и сам я выглядел ничуть не лучше, поскольку Франц рассмеялся, увидев меня.

– Да, ловить стратегов письменного стола нелегко, – заметил он.

– Где Саммер? – спросил я.

– Посылает телекс в офис ГВП,[40]– сказал он. – Или говорит по телефону.

– Я потерял твою «беретту», – сказал я.

– Где?

– Там, где отряду археологов потребуется сотня лет на поиски.

– А мой «хамви» в порядке?

– Во всяком случае, в лучшем состоянии, чем «хамви» Маршалла.

Я нашел свою сумку и пустой номер для приезжих офицеров. Там я долго стоял под горячим душем. Потом переложил все вещи из карманов порванной полевой формы в новую. Остатки старой я решил выкинуть. Любой интендант посчитал бы, что я поступил правильно. Переодевшись в чистую форму, я немного посидел на кровати. Подышал. И вернулся в офис Франца. Там я нашел Саммер. Она выглядела счастливой. В руках она держала новую папку – я обратил внимание, что в ней уже много страниц.

– Мы в порядке, – сообщила она. – Люди из офиса ГВП сказали, что мы совершили правомочные аресты.

– Ты уже подготовила дело для суда?

– Они говорят, что потребуются признания.

Я ничего не ответил.

– Завтра нам необходимо встретиться с прокурорами в Вашингтоне, – сказала Саммер.

– Тебе придется сделать это без меня, – сказал я. – Я буду в другом месте.

– Почему?

Я не ответил.

– Ты в порядке?

– Вассель и Кумер начали говорить?

Она покачала головой.

– Молчат как рыбы. Люди из офиса ГВП сегодня вечером полетят с ними в Вашингтон. Им будут назначены адвокаты.

– Что-то здесь не так, – сказал я.

– Что?

– Все получилось слишком просто. – Я немного подумал. – Нам необходимо немедленно вернуться в Бэрд.

Франц одолжил мне пятьдесят долларов и выдал две пустые подорожные. Я подписал их, а потом поставил подпись Леона Гарбера, хотя он находился в тысячах миль отсюда, в Корее. Франц отвез нас в аэропорт. Ему пришлось воспользоваться штабной машиной, поскольку его «хаммер» был залит кровью Маршалла. Автострада оказалась пустой, и мы доехали быстро. Я сдал свою сумку в багаж. На сей раз мне не хотелось брать ее с собой в салон. Мы взлетели в три часа дня. Весь визит в Калифорнию занял ровно восемь часов.

Глава 24

Мы летели на восток и теряли те часы, которые выиграли, когда перемещались на запад. Когда самолет приземлился в Национальном аэропорту Вашингтона, было одиннадцать часов вечера. Я забрал свою сумку на выдаче багажа, и автобус довез нас до дальней стоянки, где нас поджидал оставленный там «шевроле». Я расплатился долларами, занятыми у Франца, чтобы наполнить бак бензином. Саммер села за руль, и мы поехали в Бэрд. Она вела машину в своей обычной манере, и мы промчались все тем же маршрутом по автостраде I-95, мимо все тех же знакомых мест. Здание полиции штата, место, где был найден портфель, место отдыха, «клеверная» развязка, кафе. В Форт-Бэрд мы прибыли в три часа утра. На базе царила тишина. Форт-Бэрд накрыло ночным туманом. Все вокруг застыло в неподвижности.

– Куда теперь? – спросила Саммер.

– В казарму «Дельты», – ответил я.

Она проехала мимо ворот старой тюрьмы, и часовой не стал нас задерживать. Мы оставили машину на главной стоянке, и я успел заметить в темноте красный «корвет» Трифонова. Он стоял чуть в стороне, возле стены с водяным шлангом. Автомобиль был идеально чистым.

– Зачем мы здесь? – спросила Саммер.

– Ты сама сказала, что у нас не хватает доказательных улик, – ответил я. – И ты права. Улик не хватает. Анализ содержимого штабной машины поможет, но это лишь косвенные улики. Мы не можем связать Васселя, Кумера и Маршалла ни с одним из мест преступления. Во всяком случае, однозначно. Не можем доказать, что Маршалл брал в руки ломик. Мы никогда не докажем, что он вовсе не съел тот йогурт на завтрак. И у нас нет никаких шансов доказать, что Вассель и Кумер отдали ему соответствующие приказы. Если их загнать в угол, они всегда могут сказать, что Маршалл – вышедший из-под контроля одинокий волк.

– Ну и?..

– Мы арестовали двух старших офицеров, предъявив им сомнительные обвинения, подкрепленные лишь косвенными уликами. Что должно было произойти дальше?

– Вассель и Кумер должны были все отрицать.

Я кивнул.

– Им следовало поднять нас на смех. Сделать вид, что они оскорблены до глубины души. Угрожать и устраивать истерики. Наконец, попытаться вышвырнуть нас вон. Мол, они ничего не делали, они ни в чем не виноваты. А своим молчанием они признают собственную вину. Так я воспринимаю происходящее.

– Я согласна, – сказала Саммер.

– Так почему же они не пытаются все отрицать?

Она немного подумала и высказала предположение:

– Укоры совести?

Я покачал головой:

– Очень сомневаюсь.

Она помолчала еще немного и наконец не выдержала:

– Дерьмо! Наверное, они просто выжидают. Намерены оспорить дело при большом количестве свидетелей. В Вашингтоне, завтра, когда появятся их адвокаты. Чтобы уничтожить нашу карьеру. Поставить нас на свое место. Отомстить нам.

Я снова покачал головой.

– Какое обвинение я им предъявил?

– Преступный сговор.

– Так вот, похоже, они неправильно меня поняли.

– Но тут все очевидно!

– Они поняли слова. Но не контекст. Я говорил об одной вещи, а они подумали, что я имею в виду совсем другое. Они признали себя виновными совсем в другом. В том, что мы можем неопровержимо доказать.