Книга Острова в океане - Эрнест Миллер Хемингуэй

объяснил Аре по-испански, что каждый из них должен делать, и затем столкнул шлюпку на воду. Сам он двинулся вдоль берега, со своим niño под мышкой, чувствуя, как песок забивается между пальцами его босых ног. Шлюпка уже огибала маленький мыс впереди.

Он был рад очутиться снова на суше и шел так быстро, как только можно было идти, одновременно осматривая окрестность. Идти по берегу было приятно, и здесь у Томаса Хадсона не возникало дурных предчувствий, как утром, в открытом море. Жуткое какое-то было утро, подумал он. Может быть, именно от тишины на море. И облака в небе все еще громоздятся. Но ничего плохого не случилось. Сейчас на жарком солнце не было ни москитов, ни мошек, и впереди Томас Хадсон увидел высокую белую цаплю, которая стояла, глядя в мелкую воду и нацелясь на что-то головой, шеей и клювом. Она не улетела, когда Ара проехал мимо в шлюпке.

Надо тщательно все обыскать, подумал Томас Хадсон, хоть я и не верю, что тут что-нибудь есть. На сегодня они заштилевали, так что мы ничего не теряем. Но было бы непростительно их прозевать. Почему я так мало о них знаю, подумал он. Это моя вина. Надо было мне там самому съехать на берег и осмотреть укрытие, которое они устроили для раненого, и следы на песке. Я расспрашивал Вилли и Ару, а они, конечно, свое дело знают. Но все-таки надо было поехать самому.

Тут все дело в том, что мне противно с ними сталкиваться, подумал он. Это мой долг, и я хочу их поймать и поймаю. Но не могу отделаться от чувства какой-то общности с ними. Как у заключенных в камере смертников. Бывает ли, чтобы люди в камере смертников ненавидели друг друга? Думаю, что нет, если они не душевнобольные.

Как раз в эту минуту цапля вдруг снялась и полетела вдоль берега дальше. Потом, спланировав на своих больших белых крыльях и сделав несколько неловких шагов, она снова стала наземь. Как жаль, что я ее спугнул, подумал Томас Хадсон.

Он проверил весь берег выше черты прилива. Но следов не было, кроме следов черепахи, которая проползла тут дважды. Один широкий след к морю, другой обратно да еще рыхлое углубление, где она лежала.

Нет у меня времени выкопать черепашьи яйца, подумал он. Облака понемногу сгущались и наплывали ближе.

Если бы фрицы побывали с этой стороны острова, они, конечно, вырыли бы яйца. Он посмотрел вперед, но не увидел шлюпки, потому что там выступал другой, закруглявшийся, мыс.

Он шел по песку, плотному после прилива, и смотрел, как раки-отшельники тащат на себе свои раковины и как более проворные крабы перебегают полосу песка и соскальзывают в море. Справа в неглубокой протоке он увидел что-то серое — косяк лобанов и их движущиеся тени на песчаном дне. Увидел еще тень очень большой барракуды, которая подстерегала лобанов, а потом и саму ее, длинную, бледную, серую и как будто застывшую в неподвижности. Он шел и шел и вскоре миновал рыб и уже опять подходил к цапле.

Посмотрим, сумею ли я пройти мимо и не спугнуть ее, подумал он. Но как раз когда он почти поравнялся с ней, стая лобанов вдруг выскочила из воды. Прыгали они неуклюже, лупоглазые и головастые, серебряные на солнце и все же некрасивые, Томас Хадсон обернулся: ему хотелось и понаблюдать за лобанами, и разглядеть барракуду, которая, очевидно, напала на них. Но хищной рыбины он не увидел — только дикие прыжки испуганных лобанов. Потом стая опять соединилась в воде в серую движущуюся массу, а когда он повернул голову, цапли уже не было. Она летела на своих белых крыльях над зеленой водой, а впереди был только желтый песок и темнел ряд деревьев на мысу. Облака все больше сгущались за Романо, и Томас Хадсон прибавил шагу, стремясь скорее обогнуть мыс и найти оставленную Арой шлюпку.

От быстрой ходьбы он пришел в возбуждение и подумал, что, наверно, никаких фрицев поблизости нет. Он не мог бы так себя чувствовать, если бы они были близко. Впрочем, не знаю. Может, и мог бы, если бы думал, что их нет, и не знал, что ошибается.

На мысу песок был совсем светлый, и он подумал: хорошо бы здесь полежать. Славное местечко. Потом далеко впереди он увидел на берегу шлюпку и подумал: а ну его. Буду сегодня спать на судне и буду любить надувной матрац или, скажем, мостик. Почему бы мне не любить мостик? Мы с ним так давно вместе, впору пожениться. Уж наверно, про нас с ним давно ходят сплетни. Пора узаконить наши отношения. А ты что делаешь? Топаешь по нему и стоишь на нем. Нечего сказать, хорошее обращение! И еще проливаешь на него холодный чай. Это уж совсем нелюбезно. И для чего ты его бережешь? Чтобы умереть на нем? Он, без сомнения, это оценит. Ходи по нему, стой на нем и умри на нем. Это будет очень мило. Но я тебе скажу, что ты сейчас действительно можешь сделать — это перестать нести чепуху и хорошенько тут все обследовать и подобрать Ару.

Он шагал дальше по отмели и старался больше ни о чем не думать, а только замечать окружающее. Он хорошо знал свой долг и никогда не пытался от него уклониться. Вот и сегодня он съехал на берег — хотя и любой из команды мог бы это сделать с тем же успехом, — потому что, если он оставался на судне, а они ничего не находили, он чувствовал себя виноватым. Он внимательно во все вглядывался. Но не мог не думать.

Может быть, на той стороне, у Вилли, дела идут живее, подумал он. Может быть, Ара уже напал на что-нибудь. Я бы именно здесь высадился, будь я на месте фрицев. Это первое удобное для них место. Но они могли его проскочить и пройти дальше. Или, наоборот, раньше свернуть, между Паредоном и Крусом. Но не думаю, потому что их бы заметили с маяка, а ночью в темноте никогда бы им оттуда не пробраться вглубь, даже будь у них проводник. Скорей всего, они прошли дальше. Может, мы найдем их на Коко. Или где-нибудь поблизости. Тут рядом есть еще островок, который тоже не мешает обшарить. Надо помнить, что они все время руководствуются картой. Если только не взяли здесь какого-нибудь рыбака в проводники. Дыма я нигде не видел, не похоже, чтоб кто-нибудь