Книга Бастард фон Нарбэ - Наталья Игнатова

— Их. — Незрячее лицо с уродской тряпкой на глазах повернулось в сторону сектора, куда сбежали овцы. Безошибочно. Как будто киборгу и не нужны были глаза. — Пусть они тебя и благодарят.

Это было смешно. Эти слова в устах беспомощного калеки. Однако Яман не смог даже улыбнуться.

Он поверил…

С того боя, в котором он выбил право на власть, прошло сорок пять суток. И впервые за это время одни пустующие нары в его секции оказались заняты.

Событие в жизни трюма. Можно сказать, официальное заявление: у Ямана появился фаворит. Это безумие. Если пытаться мерить прежними мерками, если пытаться думать, как раньше, каких-то полтора месяца назад, то действительно можно рехнуться. Многие, кстати, не выдержали. Сошли с ума, так или иначе. Теперь кое-кто из них создает проблемы, но большинство стали тихими психами с набором самых простых инстинктов. Им бы поесть, потрахаться, и чтобы никто не бил.

Не бойцы. Балласт. В эхес уре они умрут первыми, но никто не должен умереть в трюме, а значит, пока за ними нужно присматривать.

И за Шрамом — тоже. Гораздо внимательнее, чем за психами.

Он сказал не называть его киборгом. И Яман перестал. И запретил остальным. Но совсем без имени нельзя. У них тут, у всех, были номера, четырехзначные наборы цифр, призванные уничтожить остатки личностей, лишить последней индивидуальности, доломать то, что еще осталось не сломанным. Яман позаботился о том, чтобы ни овцы, ни хунды не забыли своих имен. Сам он, впрочем, предпочел прозвище.

А Шрам попросту отказался назвать свое имя:

— Называй, как хочешь.

— Только не киборгом? — уточнил Яман.

— Я не киборг.

Верилось с трудом. Голос без интонаций, равнодушие ко всему вокруг, почти полная неподвижность. Глаз не видно под черной повязкой, от этого еще сильнее ощущение, будто говоришь с машиной. А он не снимал эту мерзкую тряпку даже в душевой.

— Если не киборг, зачем тогда тебя так порезали?

— Неверная формулировка. Не «зачем». «Почему».

— Почему?

— Не имеет значения.

Если он не киборг, то какие тогда киборги?

Яман долго не знал, как его назвать. «Как хочешь» — дело такое, только усложняет задачу. А однажды, как раз в душевой, помогая ему одеться, все-таки взял и снял повязку, просто сдернул ее:

— Как меня достала эта тряпка!

Он даже удар не сразу почувствовал. То есть, сначала был удар о противоположную стену спиной и затылком, и только потом болью отозвалась грудная клетка. Дыхание остановилось, сердце, кажется, тоже. Яман сполз по стене, скорчился на полу, пытаясь вдохнуть. В глазах от боли стояла красная муть. А мыслей было ровно две: хорошо, что никто, даже хунды, не рискуют сунуться в душевую, когда они здесь вдвоем; и — понятно, почему он не снимает повязку.

Хундам уж точно не стоило знать, что Ямана, их командира и хозяина, может так отделать беспомощный калека.

А всем остальным, включая самого Ямана, лучше было никогда не видеть этой жути под повязкой. На месте глаз были две глубоких дыры с уродливо зарубцевавшимися шрамами, казалось, глазницы вскипели, провалились, а потом так и застыли, отвратительными потеками плоти. На красивом лице рубцы выглядели противоестественно, и от этого было еще страшнее.

Яман сипел, задыхался, и смотрел, как исчерченные шрамами руки неуверенно шарят вокруг — по скамье, потом — по полу под скамьей. Ищут повязку, которую он сжимал в кулаке. Думал о том, сколько же силы было в этом… существе раньше, до того, как его искромсал какой-то обезумевший садист. Киборги после удаления имплантантов становились не сильнее — а чаще слабее — обычных людей. А этот, он по-прежнему был ненормально сильным.

И непоправимо искалеченным.

— Я знаю… — воздух, наконец, перестал быть твердым, и горячим, и прошел в легкие, — знаю, как тебя называть. — Яман, пошатываясь, встал, подошел и вложил повязку в слепо поднявшуюся руку. — Шрам. Идеально подходит. Тебе повезло, что ты себя не видишь.

И к глубочайшему своему изумлению, увидел, как всегда сжатые губы растянулись в улыбке.

— Идеально подходит, — повторил безжизненный голос. — Смешно.

* * *

За ним нужно было присматривать. Помогать. На первых порах он был почти совсем беспомощен. Дальше стало чуть лучше, но о самостоятельности Шрам мог даже не мечтать. У Ямана не спрашивали, зачем он возится с калекой. Понимали абсолютно неправильно, зато это был, хоть неправильный, но ответ.

Яман себя спрашивал. Ответа не находил. Наблюдал. Правда, не мог пока разобраться с выводами.

В трюме случались перепады гравитации. Иногда ее отключали совсем, и горе тем, кто вовремя не успел ни за что уцепиться. Взлететь под потолок — невелика беда, но вот упасть оттуда, когда гравитацию снова включат — это уже опасно. Среди хундов было двое бывших космонавтов, Джобс и Старостин, они, по приказу Ямана, учили остальных, как вести себя в невесомости, а если приходилось — собирали из-под потолка незадачливых овец и хундов. Но надо было видеть, какое действие невесомость оказала на Шрама. Он будто ожил. По сравнению с нормальными людьми, все равно казался роботом, но для Ямана разница была ощутимой. Шрам не улыбался, но… почти улыбался. Ничего не говорил, но мог бы заговорить. Ничем не интересовался, но перестал быть полностью равнодушным к тому, что происходит вокруг.

И это преобразившееся существо, прислушавшись к ругани и воплям тех обитателей трюма, кто ужасе вращался между полом и потолком, взмыло вверх с естественностью и легкостью всплывающей к поверхности рыбы. Меньше чем за минуту, используя как опору то потолок, то стены, то каркасы верхних ярусов нар, слепая, гибкая тварь вернула на пол всех застрявших.

И Старостин и Джобс только молча следили за действом. Шрам ориентировался на голоса, и его нельзя было отвлекать, так что в течение минуты в трюме было тихо, как после отбоя. Звуки издавали только те, кто висел в воздухе.

Гравитацию включили минут через пять. Интерес, что ли, пропал, посмотреть, как люди с потолка повалятся? Это, конечно, вряд ли, но лха их поймет, здешний экипаж. Вроде, не звери, в бессмысленном садизме не замечены. А, с другой стороны, надзирателями в тюрьмы и на каторги, или вот, командой на такой корабль, кто идет? Нет, не садисты, не психи, но все равно… люди странные. Что им мешает предупреждать о невесомости? Вон, динамики, в каждой стене по три.

— Зачем? — Шрам, скрестив ноги, сидел на своих нарах. Спина прямая. Голос холодный. Но уже не мертвый.

— Зачем предупреждать? — уточнил Яман. — Да, чтобы травм не было. У нас тут шестеро с переломами, видел же… — он прикусил язык.

— Не видел, — равнодушно откликнулся Шрам. — Гравитацию отключают во время боя. А динамики существуют для того, чтобы отдавать нам приказы в экстренных ситуациях, либо когда придет время высаживаться в пункте назначения. У экипажа нет причин беспокоиться о травмах среди заключенных. Мы — вещи, не требующие бережной транспортировки.