Книга Все демоны. Pandemonium - Олег Угрюмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не видел этих огненных, мгновенно проявляющихся и тут же исчезающих рядов букв. Никто не прочитал нового пророчества Каваны…
* * *
Когда встречаются два странных человека, один из них всегда неправ.
— Ты не так прожил мою жизнь, — сказал ребенок. — Я разочарован тобой.
— Это не твоя жизнь, а моя.
— Это наша жизнь. Ты многого мог достичь. А кем ты стал?
— Человеком.
— Нашел чем гордиться, когда Кассария покорилась тебе.
— Не покорилась, дитя, — признала.
— Какая разница?
— Огромная. Я люблю ее, а она любит меня.
— С таким козырем на руках ты мог бы подчинить себе весь обитаемый мир, а ты не завладел даже Тиронгой.
— Зачем тебе Тиронга? Тебе следует думать об игрушках.
— Глупец!!! Ты все еще не наигрался! Может быть, займешь мое место? Что-что, а игрушки тебе туда принесут. Серьезно, Зелг, давай соглашайся. Из нас двоих ты будешь чудесным ребенком, а я тем повелителем Кассарии, которого она ждала веками.
— Ты прав, что я глупец. Зря я отпер двери. Ты должен был оставаться в темнице. Ты мне не нравишься, дитя.
— Я — это ты. Полноценный ты. Ты сам запер меня в этой неприступной крепости, сам поставил Стражей и сам приказал себе все забыть, потому что боялся меня. Боялся себя!!!
— Не зря ведь боялся.
* * *
Говорят, что судьбу кассарийского некроманта должен был решать слуга Павших Лордов. Но…
Долгожданный мир был заключен прямо на кассарийском поле, когда Князь Тьмы грустным голосом зачитал заявление о полной и безоговорочной капитуляции адских войск.
— И с этого знаменательного момента они — наши лучшие друзья, хотим мы того или нет, — подытожил он.
Потрепанные легионы его подданных с пониманием внимали. Такой чрезвычайной сговорчивости демонов предшествовали несколько ключевых моментов.
Во-первых, обнаружив, что один из его вернейших слуг, Намора Безобразный, не достиг успеха на правом фланге, повелитель ада поинтересовался, а почему, собственно.
Адъютант замялся.
— Князь Намора сменил ориентацию, — признался он после длинной и неловкой паузы.
— В каком смысле?
— В том, что он переметнулся на сторону противника.
— Предатель!
— Не совсем. Он обрел там свое семейное счастье.
— Где?
— На стороне противника.
— Вот беда, — вздохнул владыка. — Но если задуматься о великолепной Нам Као…
— То лучше о ней не задумываться, — быстро сказал Тамерлис. — Не люблю, когда меня гнетут тяжкие думы.
— Да, — признал адъютант. — Нет прощения предателю Наморе, но понять его можно.
— Положим, — согласился Тамерлис. — Но если мне не изменяет зрение, то могучий Флагерон тоже отчего-то нападает на своих.
— Истинно так, — подтвердил Каванах Шестиглавый. — Мне только что доложили. Большое горе. Я потерял одного из своих лучших гвардейцев.
— Что с ним?
— Сменил ориентацию.
— Тоже переметнулся на сторону противника?
— Хуже того, влюбился во вражеский халат. Заметьте, без взаимности.
В этот момент Князь Тьмы понял, что утратил контроль над происходящим, а это и есть настоящее поражение. Все остальное — только его материализация.
Так что ни повторный визит Птусика, переполошивший его телохранителей; ни трогательное предложение Мардамона пожертвовать золотой трон на переплавку для возведения лучшей в мире пирамиды его, Мардамона, имени; ни появление двух милых троглодитов с одним невоспитанным ослом в поводу, щебечущих о своем на непонятном языке, уже не могли его удивить.
Князь Тьмы понял, что попал в некий странный мир, действующий по совершенно иным законам. В мир, где всей его власти не хватило для того, чтобы разобраться с одним безумным летучим мышем, не говоря уже о победе в войне. В мир, где неукротимая мощь адского пламени не имеет значения; где какие-то вредоносные силы то и дело воруют у него из-под носа напитки; и где правят бал веселый рыжий минотавр с папенькиным боевым топором да мрачный, недружелюбный тролль с бормотайкой.
В довершение всех бед приземлился на подлокотник его трона тот самый черный халат с синими глазками и вопросил:
— Пульс пощупаем?
— Гррр-рр, — сказал Князь.
— Дожили… — Доктор Дотт потрепал его за оттопыренное ухо. — Даже рявкнуть как следует не в состоянии. Вот вам мой дружеский совет: сворачивайте это бездарное предприятие и — отдыхать. Баиньки то есть. Потому что здоровье, как говорится, не купишь. Бамбузяки накапать?
— Травите? — печально осведомился Князь.
— Ни-ни. Проявляю человеко, то есть в вашем случае демонолюбие и милосердие. На вас же без слез смотреть нельзя.
— Правда?
— Чистая, как слеза феникса.
— А мне никто не говорил.
— А кто вам скажет? Вы же сразу «хвать» — и готово. Все жить хотят.
— А вы?
— А я чем хуже? Я, когда был жив, тоже хотел. И прекрасно понимаю ваших подданных.
И доктор недовольно поцокал языком.
— Что? — встревожился Князь. — Плохо?
— Да чего уж хорошего? Вот понервничаете еще часок, и получится то же, что с мессиром Зелгом.
— А что с ним? — навострил уши демон.
— Да вон он клубится посреди равнины. Сам на себя не похож. Сейчас прибудет сюда, истреблять всех и каждого.
Князь Тьмы посмотрел туда, куда указывал рукав халата, и обмер. Багровое до черноты клубящееся облако разрасталось на глазах. Оно вовсе не казалось бесплотным, как привычные всем облака, и даже не таким осязаемым, как материя, из которой состоял Папланхузат и его любимые жены. То была глыба истинного мрака — того самого, коего так боялся Форалберг и о власти над которым мечтал сам повелитель Ада.
— Что это с ним? — спросил он, ужасаясь увиденному.
— Разозлился, — пояснил добрый доктор. — Вот и Мардамон не даст соврать.
— Жаждет жертв, — подтвердил жрец, измеряя веревочкой левую руку владыки Преисподней. — Иди, говорит, Мардамон… Это он мне говорит… Иди и без достойной жертвы не возвращайся.
— А отчего так взволнован достойный Узандаф да Кассар?
— За вас тревожится. Он Зелгу — пора войну заканчивать и по домам. Ужин, дескать, скоро, а у нас на руках два некормленных минотавра да два голодных хряка. Это же просто конец света будет. А Зелг ему — камня на камне не оставлю, все в порошок сотру и уже тогда вздохну с облегчением. А Узандаф за ваших волнуется — родня как-никак. Не хочу вас огорчать, но и это еще не самое страшное.