Книга Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы... - Василий Звягинцев

Нам же лучше.

На императорской трибуне Колизея сидит какая-то сволочь и за всеми игрищами с удовольствием наблюдает. Слава богу, непосредственно не вмешивается. Или — вмешалась, когда захотела, вчера или пять минут назад, а все ныне происходящее — только последствия.

Олег стремительно перемещался вдоль задней стены зала, ощупывая ее обеими руками. Иначе обнаружить искомое было бы затруднительно. Вся она была выложена изломанными металлическими панелями, отполированными до уровня венецианских зеркал. В целом выглядело, как фасеточный глаз стрекозы, составленный из разной кривизны элементов. Уродливые отражения наших фигур, ставших до отвращения похожими на коренных, «неочеловеченных» аггров из прежнего персонала станции, мелькали и кривлялись от пола до потолка. Вдобавок за счет их мультиплицирования в обращенных друг к другу под разными углами гранях число перекошенных рож, раздутых или, наоборот, извилисто-тонких тел самой невероятной геометрии конечностей стремилось к бесконечности. От этого рябило в глазах, к горлу подкатывалась тошнота.

Что это за хреновина, и какой в ней смысл?

После будем разбираться.

Левашов пытался найти врезанные в это безобразие потайные двери, обнаруженные на схеме. Точнее, сенсорные панели, управляющие их механизмами.

Мы с Шульгиным повернулись к зеркальному хаосу спинами, держа карабины на изготовку.

— Слушай, а неплохо придумано, — сказал вдруг Сашка. — Маскировка — класс. Мы же сейчас — кусочки загадочной картинки. С десяти шагов не различишь, кто есть кто. Особенно если самим скакать и дергаться. Водопад впечатлений. Хрен угадаешь, в кого целиться…

— Для человеческого глаза, — уточнил я. — Инфракрасным зрением очень даже угадаешь…

— Все! — крикнул Олег.

Он стоял у раскрывшегося в стене многоугольного темного отверстия, два на два метра, если считать по крайним точкам. Сама дверь на тонких коленчатых рычагах поднялась вверх, подобно птичьему крылу.

— Заходим?

— А разве есть другие предложения? — и тут не удержался от уточняющего вопроса Шульгин.

— Ты схему с компьютера убрал? — озаботился я.

— И убрал, и запомнил. Так пошли?

Напоследок я прислушался. В коридоре по-прежнему было тихо. Кто его знает, действительно нас обнаружили «элои» или «морлоки-стражи» взяли наш след самостоятельно и кинулись преследовать чужаков инстинктивно. Проголодались на посту, а мы вкусно пахнем. Квангами, например. Или — «человечий дух» сам по себе обладает для них гастрономической привлекательностью, а то, напротив, вызывает слепую, нерассуждающую ярость, как запах спиртного у пчел.

Мы от интеллектуалов ментальным полем прикрывались, а чтобы подходящими дезодорантами запастись — в голову не пришло.

Дверь бесшумно стала на свое место, и в коридоре тут же загорелся свет. Слава богу, здесь стены были нормальные, светло-серые, покрытые чем-то вроде земного, слегка пупырчатого линкруста.

— Знаешь, куда пойдем и куда придем?

— По схеме это один из радиальных коридоров, пересекающий пять равноудаленных кольцевых, по всей окружности барабана. В узлах пересечений должны быть лифты или междуэтажные пандусы.

— А что на этажах?

— Простите, господа, их системе легендирования планов и карт не обучен. По аналогии могу судить, что залы, подобные вон тому, — он указал большим пальцем за спину, — имеются на каждом. И еще несколько объектов показались мне заслуживающими интереса…

— Как ты вообще на эту схему так быстро выскочил?

— Объяснять дольше, чем сделать… Методом научного тыка, если угодно.

— Ага, — кивнул Шульгин, забрасывая ремень карабина на плечо. — Обезьяна с первого раза напечатала «Войну и мир».

— Это точно, — согласился я. — Не пришло в голову, что она тебя, эта схема, именно тебя ждала? Ты подошел, она и включилась. Первый раз, что ли? Дорожка на Валгаллу самый первый раз не так открылась? Воронцов тогда намекнул, что, если б ты для самопального СПВ не микросхемы от компьютера, а старый ламповый «ВЭФ» использовал, эффект был бы аналогичный…

— Не исключено. — Разговор на эту тему Олегу удовольствия не доставлял. Как бы принижал его инженерный гений. Это он зря, конечно. Машинку он придумал самостоятельно, и она определенным образом работала задолго до того, как началась история с Ириной. Но и с тем, что, как только она взялась его консультировать и поделилась секретами Шара и прочего, нам стали доступны бездны пространства и времени, тоже не поспоришь.

— По железной дороге, в какую сторону ни поедешь, обязательно окажешься на следующей станции и, как правило, с буфетом, — процитировал Сашка еще одно высказывание Дмитрия. — Сейчас нам тоже не остается ничего другого…

Перебрасываясь остротами и колкостями, мы шли вдоль коридора, в стенах которого не наблюдалось дверей или люков. На перекрестке остановились. В центре снизу доверху тянулась шахта очередного спирального пандуса, огражденного тонкими двойными перилами. Вправо и влево круто изгибалась овальная труба первого внутреннего кольца. Прямо — продолжение коридора, казавшегося чересчур длинным, сравнительно с внешними размерами станции.

— Все направления к нашим услугам. Куда? — вежливо спросил Шульгин.

— Я бы предложил на пару этажей вверх и вернуться в центральный зал, — сказал Олег. — Посмотрим, что там. А без толку кружить — не вижу резона. Принимается?

Принимай, не принимай, все будет так, как должно быть. Пойдешь в Багдад, окажешься в Басре. И наоборот, соответственно. Если даже смерть помашет тебе рукой совсем в другом месте.

Сенсоры, безусловно, были настроены на Олегову ладонь. Неужели компьютер с одного раза запомнил его характеристики, признал за «своего»?

Дверь из коридора в новый зал открылась мгновенно. Мы вошли. Здесь интерьер был несколько другим. Стена без зеркал, никакой декоративной растительности. Зато панели с экранами, бессмысленно перегруженные тумблерами и кнопками пульты стояли аж в три ряда.

Чисто функциональный центр управления неизвестно чем.

Первым делом мы снова выглянули в коридор с противоположной стороны. Тихо и пусто. Оставшимися у нас гранатами Сашка заминировал его с обеих сторон самым хитрым, надежным, обеспечивающим неизвлекаемость способом.

А я, отпустив его в зал к Олегу, присел на пол, прислонился спиной к стене, от которой исходило легкое, но приятное тепло, и решил немного помедитировать. По собственной методике. Если общепринятая не приносит желаемых результатов, придумай что-нибудь другое.

Будто забыв, что Удолин от таких экспериментов настойчиво предостерегал.

Сначала, отталкиваясь от общеизвестной «алмазной сутры», начал медленно расширять круг восприятия, одновременно заслоняясь специальной завесой. Мыслей монстров я не чувствовал, в доступной мне сфере их не существовало. Или — не существовало как таковых. Если там не мысли в общепринятом понимании, а потоки импульсов, инстинктивно циркулирующих по замкнутым на себя нервным цепочкам и узлам, выход вовне им просто не нужен.