Книга Любовь гика - Кэтрин Данн

– Умная сучка, скажу тебе! – произносит она, проглотив то, что было во рту. – Смотри, как она управляется с этой дурой!

Молодая женщина на экране склонилась над сверкающим огоньками пультом управления, «этой дурой», как его называет мисс Лик. Женщина на экране уверенно переключает многочисленные рычажки и нажимает кнопки.

Мисс Лик откидывается на спинку стула и накалывает на вилку очередной кусок дряблой индейки.

Она любит, чтобы я приходила к ней в гости, и она разогревала нам быстрые обеды «Ликити-Сплит», и мы брали их с собой в ее потайной домашний кинотеатр, куда ведет неприметная дверь из большой ванной, усаживались там на стулья перед экраном, держа подносы с едой на коленях, и часами смотрели кино о девочках мисс Лик. Ей нравятся повторы, и она чуть не плачет на кадрах «до», яростно горюя о том, какими никчемными были жизни девочек, пока она их не спасла. Ее завораживают отрывки с хирургическими операциями и послеоперационным уходом, она легонько толкает меня локтем в бок и кивает на экран, когда там возникают особенно сочные кадры со скальпелями или ножницами. Теперь, когда мне уже можно смотреть эти сюжеты, ей хочется произвести на меня впечатление. Но больше всего мисс Лик радуют кадры «после». Видимые результаты. Успехи ее подопечных.

– Смотри! Знаешь, что она делает? Изучает кольца Сатурна, не кот чихнул! Можешь представить? Шесть лет назад она знала только кольца, которые надевают на вялые члены, чтобы те стояли!

Молодая женщина в белом лабораторном халате тянется к распечатке, вылезающей из принтера. Она поворачивается лицом к камере – ближе к свету, чтобы читать. Она улыбается, ее суровое, сосредоточенное лицо вдруг озаряется озорной радостью.

Мне хочется спросить, чего лишилась эта конкретная девушка? Свободный лабораторный халат скрывает грудь. Не видно, есть она или нет. В кадре появляются еще двое: тусклая некрасивая женщина и хромой парень лет двадцати. Девушка мисс Лик что-то говорит им. Они стоят и внимательно слушают.

– Она их поучает! Ты видишь? Эти болваны ходят за ней хвостом, внимают каждому слову!

Мисс Лик по-дружески тычет пальцем мне в ногу.

– Видишь? Ты видишь?

Поднос у меня на коленях кренится, падает на пол, проливая густую подливку, и мисс Лик уже стоит на коленях, вытирает с пола жирные пятна, поднимает рассыпавшиеся куски, изливается в извинениях.

– Господи, я такая неловкая! Ты не обожглась? Все в порядке? Сейчас разогрею тебе новый обед. Тридцать секунд – и готово. Нет, ты сиди. Я сама.

Мисс Лик такая смешная. Я сижу и смеюсь. Она – скачущая от радости морская корова, проказливый овцебык, сентиментальный носорог.

– Они мне как дети, – говорит она, шмыгая носом, хмурит лоб, ждет моего одобрения и понимания.

– А тебе… только не обижайся… тебе никогда не хотелось иметь детей? Речь не о муже, а только о детях. Нет? Ты права, я знаю. Да, права. Но человек так устроен, что ему хочется после себя что-то оставить. Человеку нравится думать, что он чего-то добился и не зря прожил жизнь.

Мисс Лик изнывает по моему одобрению. Она угрюмый, строптивый бизон со всем миром, а со мной – просто дитя. Она крупнее, чем был папа. Она может сломать меня двумя пальцами. Но рядом со мной она маленькая и ранимая. Она может быть резкой и грубой с другими, но не со мной. Да, мисс Лик по-матерински заботится о своих девочках, но ребячится только со мной. Потому что она мне нравится. Арти был прав. Моя к ней приязнь – как крепкий виски. Она пьет эту приязнь запоем и размякает, становится беззащитной.

Неужели мисс Лик никогда никому не нравилась, кроме меня? От этой мысли мне становится грустно. Она очень даже приятная и заслуживает любви. Она умеет наслаждаться жизнью. Она настолько честна и бесхитростна, что даже страшно.

Вот мисс Лик сидит на жестком стуле, час за часом. Ей никогда не приходит в голову притащить для себя кресло. Но она позаботилась о мягком сиденье для меня. Положила подушку на стул, завесила спинку банными полотенцами, потому что однажды в бассейне заметила красные полосы на моем горбе. После того, как я постояла, прислонившись к ребристой дверце шкафчика. Она это запомнила. Она всегда следит за тем, чтобы мне было удобно.

Я однажды спросила, почему она не поставит себе кресло. Мисс Лик махнула рукой:

– Вот еще! Мне и так хорошо. У меня жировой слой мягче всякого кресла.

Она переоделась во фланелевую пижаму, поверх которой небрежно наброшен банный халат. Ее босые ноги, похожие на две бледные картофелины, упираются в пол, когда она тянется к столу и перебирает диски с видеозаписями. Короткие толстые пальцы на ступнях торчат врастопырку.

– Сегодня есть новый фильм с новой разведки.

К фильмам «с разведки» у мисс Лик совершенно другой подход. Она очень внимательно смотрит записи с потенциальными кандидатками на переделку, придирчиво вглядывается в детали, анализирует, размышляет, проигрывает каждую запись по несколько раз, вновь и вновь возвращаясь к определенному жесту, улыбке, нахмуренным бровям.

– Эта мелкая шлюшка пыталась меня развести на деньги. Есть такая афера… называется «кинуть голубя». Как только она нашла у себя под задницей этот бумажный пакет, на лавочке в парке, я сразу почуяла неладное. Она вопит: «Господи!» Я спокойно сижу, наблюдаю за настоящими голубями, срущими на лужайке под ее вопли: «Кто-то потерял деньги! Смотрите, сколько здесь денег!» Потом она достает из пакета конверт, а в нем – фотографии. Двенадцатилетняя девчушка сосет член огромного добермана. И наша находчивая девица вся прямо кипит праведным негодованием и сует фотографии мне под нос, чтобы я обратила внимание, а я сижу, думаю: «Ну спасибо, красавица. Вот уж не думала, что я выгляжу лохом, глупым голубем, вроде тех теток, пускающих слюни на витрины в торговых центрах». Мне стало обидно. Я достаю кошелек, вынимаю бумажку в сто долларов и даю ей. «Вот, зайчик, возьми. Отнеси своему сутенеру, чтобы он не надрал тебе задницу, если придешь без бабла. И не будем зря тратить твое и мое время». Она возражает, трясет у меня перед носом пакетом с якобы деньгами. «Котик, поверь мне на слово, – говорю я. – Эти игры не для тебя». Я вернулась к себе в офис и весь день огрызалась на подчиненных. Потом я ее снова видела в парке, и у меня очень удачно была с собой камера.

Худенькая, невзрачная девушка на экране сидит на лавочке в парке. Снято издалека, и лица девушки почти не видно. Она нервно озирается по сторонам и теребит подол рубашки.

– Что скажешь?

Я щурюсь, вглядываясь в крошечное лицо на экране.

– Она и так уже выглядит, как будто «после».

Мисс Лик хлопает себя по коленям:

– Точно подмечено!

– В смысле, – я пытаюсь разглядеть очертания груди под свободной рубашкой, – ей нечего тебе продать.

– Оли! За кого ты меня принимаешь? – В голосе мисс Лик звучит искренняя обида. – Она могла бы получить образование, устроиться на приличную работу. У этих тощих сереньких мышек нет ничего. Они только и могут, что подцепить себе мужика. А кто не подцепит, тот сдохнет.