Книга Неизвестный Алексеев. Неизданная проза Геннадия Алексеева - Геннадий Алексеев

Она постояла около меня немножко, после усмехнулась и снова ушла. Через минуту появилась опять, уже в халате, и положила на стол пятёрку. Тут чайник на плите свистнул – со свистком он был. «Ну а как же кофе?» – спросила она меня и снова усмехнулась. «В другой раз» – говорю, и боком, боком в прихожую. Дверь мне она открыла настежь, и выбежал я на лестницу. Обернулся, а она в дверях стоит и по-прежнему усмехается. Халат у неё распахнулся, и опять всё видно стало. Влез я в свою «Волгу», сел за руль и сижу, как говорится, обалдевший. «Ну и ну! – думаю. – Ну и приключеньице!» Руки-ноги у меня онемели, будто паралич меня хватил. После включил мотор. Проехал метров триста и остановился. «Может, вернуться? – думаю. – Будто и не мужик я вовсе! Что она обо мне подумала?» Постоял, постоял и поехал дальше. Вот такая история, как говорится.

– А вы адрес-то её запомнили? – спросил Д.

– Нет, адрес не запомнил. Но улицу запомнил и дом тоже. И квартиру найду, конечно, если понадобится.

– Так поезжайте к ней поскорее! Чудак вы, право! Красивая женщина! Да ещё к тому же одна в квартире! Да ещё к тому же вы явно ей приглянулись! Да ещё к тому же вы только что развелись с женой! Да это счастливейшее, прямо-таки редкостное стечение обстоятельств! Да я бы на вашем месте!..

– Да? – спросил шофёр недоверчиво.

– А то нет! – воскликнул Д.

Такси остановилось у парадного. Д. расплатился, вылез.

– Поезжайте завтра же! Не тяните! Куйте железо, пока оно не остыло! Я желаю вам счастья!

– Спасибо! – сказал растроганный шофёр, и машина умчалась.

«Право, чудак! – думал Д., поднимаясь по лестнице. – Женщин боится. Но не лишён наблюдательности: “соски вверх торчали”!»

Открывая дверь, Д. вспомнил о своих несчастьях. Когда дверь открылась, он задержался на пороге. Ему не хотелось входить в комнату, не хотелось видеть своё неудавшееся, жалкое дело, не хотелось видеть мёртвую Хариту. Но всё же он вошёл. Он боялся взглянуть на свой письменный стол, но всё же собрался с духом и взглянул. Среди разбросанного в полном беспорядке растреклятого неудавшегося дела стояла баночка с водой, на дне которой лежала неподвижная рыбка, полуприкрытая своим хвостом, как прозрачным, тонким саваном.

Д. поплёлся на кухню, нашёл в одном из шкафчиков маленький полиэтиленовый мешочек, вернулся в комнату, ложкой вытащил Хариту из банки и осторожно положил её в мешочек, расправив ей хвост, чтобы было красиво. После он долго копался в ящике письменного стола и наконец извлёк из него шёлковую розовую ленточку. Перевязав ленточкой полиэтиленовый пакетик, Д. сделал бантик. После этого он запихнул в карман ложку, положил пакетик на ладонь и вышел из квартиры.

Было уже совсем светло. Около дома орудовала метлой дворничиха. Но это была не та вредная, чужая дворничиха, а своя, хорошо знакомая и добрая.

– С добрым утром! – приветствовала она Д. и поглядела на него недоумённо – в такую рань он никогда не выходил из дому.

– С добрым утром! – ответил Д. и направился к ближайшему скверику.

В скверике не было ни души. Д. забрался в кусты, выкопал ложкой ямку, положил в неё пакетик и выпрямился. «Прощай, Харита!» – сказал Д. и тяжело вздохнул. Постояв минуты две, он закопал ямку и водрузил на маленький холмик увесистый булыжник. «Прощай!» – сказал он ещё раз и побрёл домой.

Дворничиха опять взглянула на Д. с недоумением. Со стороны его поведение выглядело и впрямь несколько странным.

Вернувшись домой, Д. уселся за письменный стол и принял свою любимую позу, обхватив руками голову.

«Судьба добивает меня, – с тоской думал Д. – Ещё один лёгкий удар, и со мною всё будет кончено. Ещё один щелчок по носу, и кранты, как говорит Гоша».

Д. тупо глядел перед собою, ничего, в общем-то, не видя. Наконец он стал кое-что замечать. Перед ним было разбросано в беспорядке теперь уже ненавистное ему и абсолютно никчёмное дело. Он небрежно пробежал глазами первый же попавшийся фрагмент.

«А между прочим, не так уж и дурно!» – подумал Д., удивившись.

После он просмотрел ещё один фрагмент. «А это и ещё лучше!» – поразился Д. Тогда он с жадностью стал просматривать один кусочек дела за другим. И все эти кусочки были хороши!

«Что за дьявольщина! – изумлялся Д. – Ведь вчера это вызывало у меня отвращение, омерзение, почти рвоту! За ночь кто-то всё переделал? Да нет же! Ничто не изменилось! Всё осталось, как было! Но как ни странно, производит теперь совсем другое впечатление!» С жадностью и надеждой Д. принялся заново ворошить своё капризное, переменчивое, непостижимое дело. «Оно как хамелеон! – размышлял Д. – Оно как Зиночка! У него множество лиц! Какое же лицо подлинное? Рехнуться можно!» Но чем дольше он рылся в деле, тем яснее ему становилось: ДЕЛО ВЫШЛО! ДЕЛО ПОЛУЧИЛОСЬ! ДЕЛО ВЕЛИКОЛЕПНО! ДЕЛО ЧТО НАДО! ЗА ТАКОЕ ДЕЛО МОЖНО ПОСТАВИТЬ ПЯТЬ! ДАЖЕ ПЯТЬ С ПЛЮСОМ!

«Ну и дела! – размышлял воспрянувший духом, приободрившийся, радостный Д. – Значит, напрасно я панику порол, напрасно горевал и убивался! Просто-напросто навалилось на меня тяжкое настроение, накатила на меня волна жестоких сомнений, обрушилась на меня лавина беспричинного разочарования! Вместо того чтобы взять себя в руки, не психовать и немного подождать, я стал упиваться своим отчаяньем, стал истязать себя мрачнейшими мыслями. И едва не спятил! А может быть, и с Зизи я поторопился? А может быть, и тут я сам себя сбил с панталыку?»

Но снова увидел Д., как подлая прелестная Зиночка, перебросив плащик через руку, быстрым шагом направилась к «Москвичу» изысканного цвета слоновой кости, как открылась навстречу ей дверца, как Зизи нырнула в кабину, как дверца за ней захлопнулась, как неизвестный ему тип спокойно, по-хозяйски поцеловал её в щёку, как «Москвич» нагло, самоуверенно развернулся и уехал, увозя его неверную возлюбленную, этого ангела с золотистой чёлкой, это исчадие ада с родинкой у левой ноздри.

«Нет, тут не может быть никаких сомнений! – решил Д. – Тут всё ясно. И не стоит больше думать об этой особе. Следует забыть её навсегда и успокоиться».

Комментарий

Д. натура неуравновешенная. У него слабые нервы. У него неустойчивая психика. Он мнителен и подвержен приступам почти женской истерии. Нельзя же так, в самом деле! Столько времени угробил он на своё дело! Жить без него не мог! Счастьем своим семейным пожертвовал! С друзьями своими раздружился! И вдруг! Что-то ему почудилось, померещилось – и всё полетело в тартарары! Всё, оказывается, дрянь, чушь, ерунда, всё никуда не годится, всё напрасно, всё надо перечеркнуть и выбросить в мусоропровод!

А ведь мог бы он и впрямь швырнуть своё любимое творение в мусоропровод! Хорошо, если бы после, спохватившись, он отыскал его там, внизу, в контейнере для мусора. А если бы не отыскал? Словом, этот псих сам себе постоянно портит жизнь, а потом заявляет, что судьба-злодейка его заела и жизнь у него нисколечко не удалась. Прямо-таки противно глядеть временами на этого субъекта! И с Зиночкой, наверное, получится так же. Ведь мог же заехать за нею муж подруги или братец родной (Д., между прочим, даже не соизволил поинтересоваться, есть ли у Зизи братья и сёстры). Хариту, конечно, жаль, однако делать из этого трагедию не стоило бы. Объелась она, наверное, вкусного мотыля, и вот результат. Можно купить на зверином рынке другую вуалехвостку, ещё лучше, ещё красивее Хариты. Что же касается шофёра, которого не удалось соблазнить прелестной циркачке, то он, согласитесь, просто слюнтяй. И слава богу, что жена с ним развелась. Так ему и надо. Около него оказалась обворожительная женщина с редкой романтической профессией, а ему, видите ли, приспичило план выполнять! Хочется плюнуть и матюгнуться по-гошински, по-российски! Плюнуть и удалиться, не произнеся более ни единого словечка.