Книга Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - Валерий Самунин

Еще раньше аналогичная информация об угрозе — только с другой стороны — поступила к начальнику службы безопасности Асадулле Сарвари. Агентура из окружения Амина сообщила: самолет с Тараки на борту будет сбит при посадке силами подразделений ПВО, охранявшими кабульский аэропорт. Сарвари немедля отправил оперативные группы по всем объектам, откуда могла исходить опасность. Он заменил дежурные расчеты радиолокационных станций, отстранил от службы почти всех офицеров, командовавших огневыми точками вблизи аэродрома. И только убедившись в том, что теперь самолету ничто не угрожает, Сарвари дал разрешение на посадку. И сам, тоже в последний момент, присоединился к шеренге встречавших.

Прав был Амин: за время отсутствия главы государства никаких происшествий не случилось, все видные начальники оставались на своих местах.

То есть в этот день обе стороны сыграли вничью. Но какая высокая была ставка!

Заседание во Дворце народов тоже обошлось без эксцессов. Тараки долго и цветисто рассказывал об итогах форума в Гаване, особо подчеркивая место и роль революционного Афганистана в Движении неприсоединения и то, как много внимания лично ему уделяли иностранные журналисты. Ложку дегтя пытался влить «верный ученик», спросив, отчего в Москве Брежнев принимал его одного, без участия других членов делегации, но Тараки ловко повернул разговор в русло военной помощи Советского Союза. Под аплодисменты присутствующих он сообщил о том, что генеральный секретарь ЦК КПСС пообещал удовлетворить все просьбы афганской стороны о значительном увеличении поставок оружия, техники, боеприпасов и снаряжения. «А такие вопросы, сынок, решаются без лишних ушей», — снисходительно пояснил он Амину.

Но, скорее всего, тот уже либо знал наверняка, либо догадывался, что не только вопросы военной помощи Тараки обсуждал в Кремле с Брежневым.

12 сентября

Нет, первый министр не терял времени зря, пока глава государства тешил себя иллюзиями на далеком Острове Свободы. За те десять дней, что Амин оставался «на хозяйстве», он хоть и не смог расправиться с «бандой четырех», но зато упрочил свои позиции в руководстве партией и страной. С помощью племянника Асадуллы — того самого, которого должен был подготовить к большим свершениям советник-посланник Сафрончук, — он провел прямую вербовку своих сторонников из числа членов ЦК и ведущих министров. Делалось это так: Асадулла приглашал к себе на беседу очередного функционера и прямо спрашивал его, собирается ли тот поддержать Амина в его борьбе с оппозиционерами и предателями. При этом на рабочем столе Асадулла демонстративно держал заряженный пистолет, а если видел, что его собеседник мнется, то прямо грозил ему тюрьмой или смертью. Однако к тому времени уже мало кто сомневался в том, на чьей стороне сила.

Явившись на следующий день после возвращения Тараки к нему в резиденцию, Амин сразу перестал играть роль послушного «ученика». Расклад был ясен: либо он сейчас добьется устранения взбунтовавшихся халькистов, либо они сметут его самого. Но если две недели назад ситуация с исходом этой схватки еще казалась неопределенной, то теперь, заручившись тайным согласием большинства членов ЦК поддержать его, Амин пошел ва-банк. Он прямо потребовал у генсека, чтобы тот удалил со всех постов членов «четверки», обвинив их в заговоре против себя и против революции.

Он хорошо подготовился к этому разговору. Так, когда речь зашла конкретно о Сарвари, премьер начал приводить факты массовых и жестоких репрессий, проводимых службой безопасности. Он сравнил АГСА с даудовской жандармерией, с бесчеловечной охранкой, существовавшей при шахе в Иране, даже с ЦРУ. Он не жалел бранных слов, говоря о грязных методах, которые якобы практиковал Сарвари, и настаивал на том, что только смещение того с поста начальника избавит эту организацию от позорного клейма.

Примерно в таком же духе он характеризовал и других — Гулябзоя, Маздурьяра и Ватанджара.

Тараки, который вначале пытался вести разговор в свойственном ему миролюбивом духе, в какой-то момент не выдержал:

— А может быть, это тебе самому надо немного отдохнуть от дел? Поезжай послом в любую страну — на выбор — осмотрись, наберись сил.

Амин смерил главу государства откровенно презрительным взглядом и произнес фразу, которая делала дальнейший разговор бессмысленным:

— Ты бы лучше помолчал. Твое пьянство и твоя старость окончательно лишили тебя разума.

Не прощаясь, он покинул кабинет. Мосты были сожжены. В этот же день он позвонил Тараки по телефону:

— Если ты не уволишь этих четырех предателей и не передашь их мне, то я перестану выполнять твои указания как главы государства.

13 сентября

Теперь мы предоставим слово непосредственным свидетелям и участникам тех сентябрьских событий[47].

Л.П. Богданов, начальник представительства КГБ в Афганистане:

В ночь с 12 на 13 сентября я вылетел рейсовым самолетом «Аэрофлота» в Кабул. Встретивший меня в аэропорту мой первый зам Владимир Чучукин кратко обрисовал ситуацию, а подробнее договорились поговорить у меня дома во время обеда. После обеда я прилег ненадолго отдохнуть, но вскоре был разбужен: приехал начальник АГСА Асадулла Сарвари и очень хотел бы со мной срочно поговорить. Спустившись из спальни, я обратил внимание на то, что Сарвари выглядит очень взволнованным. Без обычных принятых у афганцев долгих приветствий он сообщил, что сегодня Амин отдал приказ арестовать его и трех министров. Я посоветовал, чтобы все четверо ехали сейчас во дворец к Тараки и находились там, а сам тотчас отправился в посольство. Позвонил Крючкову: «Надо немедленно нейтрализовать Амина, иначе будет поздно».

Однако в это время в кабинет зашел Иванов. Он взял у меня трубку и постарался смягчить разговор: «Разрешите нам сделать еще одну попытку мирным путем урегулировать этот конфликт». После чего мы вместе зашли к послу, чтобы посоветоваться насчет дальнейших действий.

Вскоре Пузанов вместе с Павловским, Гореловым, Ивановым и Рюриковым отправились к Тараки.

Где-то часов в шесть вечера мне доложили, что в посольство без предварительного звонка приехали три министра и Сарвари. Они настоятельно просят, чтобы я их выслушал. Я спустился вниз. Действительно, возле подъезда стоял «Мерседес», за рулем которого был Сарвари, а внутри сидели Гулябзой, Маздурьяр и Ватанджар. Сарвари опять сказал, что есть приказ об их аресте или ликвидации. Они прибыли сюда в поисках защиты. Я постарался успокоить нежданных гос-шей, сказав им, что как раз в это время посол и другие советские товарищи беседуют с Тараки и Амином и надо надеяться на лучшее.

Неожиданно на территорию посольства въехал еще один гость — это был начальник контрразведки Азиз Акбари, который прибыл с поручением от Амина: сообщить о заговоре «банды четырех». Увидев «Мерседес», он подошел к нему, о чем-то поговорил на пушту с Сарвари и уехал.