Книга Тайна семи - Линдси Фэй

– Вот как? Что же именно вас напугало?

Слова эти хлестнули его, словно бичом. Он снова затрясся всем телом.

– Позор – да, публичное осуждение – да, тоже. Но все это несравнимо с… Видите ли, я взял на себя много политических обязательств. А люди в наше время столь жестоки… настоящие стервятники. Вы не поверите, мистер Уайлд, но они страшные, безмозглые и бессовестные создания.

– Почему же. Охотно верю, успел убедиться.

Он содрогнулся от отвращения.

– Вы думаете, я ничем не отличаюсь от остальных членов партии? Хватких, злобных…

– Нет, разница все же есть. Вы слишком трусливы, чтобы проделать самому всю грязную работу.

– Да никакой грязной работы не предполагалось! – выкрикнул он, сорвал очки, и глаза его снова наполнились слезами. – Как-то вечером встретился с Шелковой, старым другом и доверенным лицом, она всегда была моим ухом, а я – ее. Ну, и распили бутылочку вина и потолковали по душам. Прежде никому не выдавал этой своей тайны. Легкомысленный мерзкий поступок. Как-то раз, еще мальчишкой, я ужасно напился и попал в ловушку. Примерно те же ощущения. Казалось, я падаю или лечу куда-то. Всё сразу. Если бы Шелковая не поддерживала меня с таким усердием и в жизни, и во всех моих избирательных кампаниях… короче, я раскололся. И в тот момент не видел в том ничего плохого. К тому же Люси тоже однажды солгала мне.

– Думаю, их выдал Джонас, – заметил я.

– Хотелось бы верить, что он. – Он понизил голос до шепота. – Когда мы поженились… Люси колебалась, боялась заводить интимные отношения. Мы с ней не доходили до конца на протяжении полугода. И я никогда не давил на нее, не настаивал, щадил ее чувства. Ну, а потом мы стали спать вместе, и когда Люси мечтала… Нет, вы должны понять, она никогда не мечтала об Олбани.

Я с трудом подавил желание врезать этому типу по морде, крепко и несколько раз подряд. С радостью бы сделал это, но решил приберечь силы для другой своей миссии.

– Выкладывайте всё, до конца, – приказал я.

– Шелковая… она так мне сочувствовала. И я признался ей, сказал, что Люси надо как-то выпроводить из дома. Мне нужно было, чтобы она исчезла. Если б я сказал об этом самой Люси, она бы рассердилась не на шутку, возможно, даже выдала бы меня. Да бог знает, что еще могла натворить от обиды или из чувства мести. Но вот если б Шелковая могла пристроить ее куда-нибудь – экономкой в другом доме, гладильщицей или в цветочный магазин, но только подальше от города… тогда я даже смог бы навещать ее там. Под именем Чарльз Адамс.

Почему-то никак не получалось сфокусировать взгляд, перед глазами все плыло, и я едва стоял на ногах. Нет. Человеческий эгоизм поистине не знает пределов. А ему каждое его слово, каждая дурацкая фантазия казались господней истиной в последней инстанции.

– Ну, я и попросил Шелковую убедить Люси в том, что ей нужна защита от людей, выступающих против смешанных браков, чтобы будто бы они вычислили ее местонахождение. Что времени терять никак нельзя, и они с Джонасом должны быстро собрать все свои вещи. Вы же понимаете, больше чем наполовину это было правдой. Если б мои избиратели нас обнаружили, они разорвали бы Люси на куски или сожгли бы наш дом. А члены партии – это вздорные, чертовски мстительные людишки, и я их просто презираю. И когда вы сообщили, что Делию и Джонаса похитили работорговцы и что Люси убита, я почувствовал, что просто умираю.

– Вы один из самых глупых людей, которых я только знал, – сказал я. – Зарубите это себе на носу. Из-за вас погиб мой друг. Из-за того, что вы безмозглое и жалкое существо.

Он яростно затряс головой. Словно хотел избавиться от мысли о своей причастности к ее смерти. Так собака, выскочив из реки, стряхивает с шерсти капли воды.

– Но я не сделал ей ничего плохого, – жалобно запричитал он. – Я любил ее. Просто хотел, чтобы она съехала. Мне так жаль!..

Я стоял и смотрел на него. Это жалкое наивное хныканье, исходившее от взрослого мужчины, вызывало у меня одно лишь желание – пристрелить гада на месте. А ведь он был образованным человеком, разбирался в делах партии, знал ее возможности. Был тем самым человеком, напомнил себе я, который, встретив и полюбив красивую чернокожую женщину, решил, ловко и осторожно манипулируя ее страхами, заключить ее в уютно обставленную тюремную камеру до конца дней.

Нет, решил я, он не так уж и глуп. Он гораздо хуже. Просто воображение Гейтса не распространялось дальше его собственных интересов. Он считал, что каждая на свете история рассказывается только про него.

– Сколько вы заплатили своей подруге Шелковой Марш за исчезновение Люси? О, прошу прощения, за перевод в более безопасное место?

– Сто долларов. – Это был не голос, а какой-то мышиный писк.

– Да, может, вы и не затягивали петлю на ее шее, но это вы убили ее, – прошипел я. – Люси была все равно что спичка, поднесенная к политической бочке с порохом. А женщина, с которой вы советовались, – неофициальным талисманом партии. Вы заплатили этой гадюке за то, чтобы ваша жена исчезла, и сядете за это в тюрьму.

– Пожалуйста… – прошептал он. – Я не совершал никакого преступления – ну, разве что взял себе в союзники не того человека. Да, я заплатил Шелковой, но никогда не просил убивать Люси. Причинять ей вред. Вы можете изобличить меня. Но арестовывать не имеете права.

– Я и не собирался арестовывать вас за убийство.

Я достал из кармана все еще заряженный револьвер Варкера и направил ствол на перепуганного политика. Руки свои я почти не чувствовал, они казались ватными, зрение замутнено, словно вместо глаз пуговицы, как у куклы. Но я все же справился. Противно было прикасаться к этому оружию – ощущение было такое, точно пальцы случайно дотронулись до кожи все еще живого Варкера. Но у меня просто не было сил скрутить Гейтса и доставить его в Гробницы, вот я и подумал, что можно отвести его туда под дулом револьвера.

– Погодите, – выдохнул он. – Если вы не собираетесь арестовывать меня за убийство…

– Я арестую вас за подлог, нарушение корпоративных законов и оставление супруги в беде. Свидетельство о браке заполнено вашей рукой, оно у меня. И лично мне плевать, как вы будете чувствовать себя в Гробницах. Тамошние мухи равно дружелюбны и к фальсификаторам документов, и к убийцам. Они вполне демократичны, можете мне поверить.

Он окинул меня каким-то очень странным взглядом. Никогда не видел прежде ничего подобного. В глазах светилось болезненное отвращение к себе и одновременно – благодарность. Ему не надо было больше принимать решений. Он встал, надел пальто и направился к двери.

– У меня еще один вопрос, – сказал я, выходя следом за ним в коридор отеля и держа ствол на уровне его почки. – Я говорил с вашей сестрой. Она рассказала, что как-то вы спасли щенка и очень его полюбили. Спрятали под навесом в сарае, и там вас укусил паук. И еще она сказала, что вы с этой собакой были неразлучны до тех пор, пока вас не отправили учиться.