Книга Клеопатра - Фаина Гримберг

Далее Орозий рисует войну Рима против Египта в следующих словах:

«Цезарь, покинув Брундисий, на двухстах тридцати кораблях, вооружённых рострами, прибыл в Эпир. Агриппа же, посланный Цезарем вперёд, захватил большое количество транспортных судов, груженных хлебом и оружием, которые из Египта, Сирии и Азии шли на помощь Антонию; пройдя же залив Пелопоннеса, он захватил город Мотону, сильнейший оплот Антония. Затем он захватил Коркиру; преследуя тех, кому удалось бежать, он сокрушил их в ходе морского сражения, после чего, пролив немало крови, прибыл к Цезарю. Антоний, выведенный из равновесия из-за потерь среди его солдат, в том числе из-за голода, решил ускорить ход войны и внезапно, построив войска в боевую линию, двинулся на лагерь Цезаря и был побеждён.

На третий день после сражения Антоний переместил лагерь к Акцию, готовый сразиться в морской битве. У Цезаря было двести тридцать кораблей, вооружённых рострами, и тридцать без ростр, триремы, быстротой сравнимые с либурнийскими, и восемь легионов, посаженных на суда, не считая пяти преторских когорт. Флот Антония состоял из ста семидесяти кораблей, уступая числом, зато превосходя мощью; и действительно, корабли поднимались над водой на десять шагов. Знаменитой и великой стала та битва у Акция. Длилась она от пятого часа до седьмого, не давая никому перевеса, тогда как обе стороны несли крупные потери; остаток дня до наступления ночи прошёл в пользу Цезаря. Первой с шестьюдесятью быстроходными ладьями бежала царица Клеопатра; Антоний также, сняв знак флагменного корабля, последовал за обратившейся в бегство супругой. Уже с наступлением нового дня Цезарь закрепил за собой победу. Как передают, со стороны побеждённых пало двенадцать тысяч человек, шесть тысяч было ранено, из которых тысяча человек скончалась в ходе лечения».

Плутарх в жизнеописании Марка Антония подчёркивает неуклюжесть египетских кораблей, это были торговые суда, переоборудованные в боевые корабли...

«...Наконец, завязался ближний бой, но ни ударов тараном, ни пробоин не было, потому что грузные корабли Антония не могли набрать разгон, от которого главным образом и зависит сила тарана, а суда Цезаря не только избегали лобовых столкновений, страшась непробиваемой медной обшивки носа, но не решались бить в борта, ибо таран разламывался в куски, натыкаясь на толстые, четырёхгранные балки кузова, связанные железными скобами. Борьба походила на сухопутный бой или, говоря точнее, на бой у крепостных стен. Три, а не то и четыре судна разом налетали на один неприятельский корабль, и в дело шли осадные навесы, метательные копья, рогатины и огнемёты, а с кораблей Антония даже стреляли из катапульт, установленных в деревянных башнях...»

Конечно, было бы нам сейчас легко набросать сильными красками какую-нибудь страшную картину смешения летящих огней, валящихся в шумную морскую воду корабельных обломков, трупов и человеческих одичалых воплей... Но эта картина будет, наверное, похожа на какой-никакой морской бой, то есть кисти известного Айвазовского. Поэтому мы никаких таких картин рисовать не будем...

Клеопатра боялась моря. Моря боялись все греческие женщины, даже те, которые выходили замуж за моряков или рыбаков. Плавать гречанки не умели. Реки и моря считались домами морских божеств, и земной, человеческой женщине, не принадлежащей к семье Посейдона или Нерея, нечего было делать на море. Кроме того, рассердившись на мужчину-моряка, морской бог всегда мог наслать бурю, требуя таким образом себе, в своё море, жену или дочь этого самого моряка... Царица Египта, гречанка-македонка, любила море, любила видеть море с палубы корабля и никогда не страдала от морской болезни. Но она и боялась моря. Это был нутряной, почти несознаваемый страх гречанки... И теперь она стояла, застыла на палубе флагманского корабля, названного по её же просьбе «Антониадой». Она куталась в плащ коричневого цвета, плотный, не украшенный никакими узорами. Набросив конец плаща на голову, она машинально тискала складки, удерживая их на груди. Она смотрела странным остановившимся взглядом изумрудных глаз, всё ещё красивых... Ей говорили, что надо уйти с палубы, но взять её за руку, увести, никто не осмеливался. Она почти сознавала, почти понимала, что стоит здесь нарочно, нарочно стоит здесь, открытая смерти. Она стояла, она замерла среди бушующей стихии морской воды, растревоженной человеческой битвой, как замирали некогда женщины её предков, готовые принести себя в жертву морским, речным божествам, лишь бы он, муж, сын, брат, отец, остался в живых!.. Мгновениями Маргарита не помнила себя; ей чудилось, будто она — это какая-то другая женщина, давно умершая и чудом воскресшая, жена, или дочь, или мать давнего предка... И тотчас она опоминалась, приходила в себя и мучительно пыталась вспомнить, взял ли с собой Марк свои стёклышки... Ведь он так плохо видит!..

Она проделала с армией Антония весь путь. В тряской повозке под наспех поставленным соломенным навесом. Навстречу им двигались римские войска. Она бестрепетно ступила на корабельную палубу, не до страха было. Флот Антония обогнул Пелопоннес. Корабли Марка Агриппы поджидали у мыса Акция. Антоний сразу понял, едва ли не с первого взгляда, что корабли Агриппы куда более маневренные и куда лучше укомплектованы, нежели его суда. И Клеопатра понимала это!.. Недаром Марк Агриппа родом был с либурнийского побережья Адриатики. Он смело ввёл в состав римского флота лёгкие и маневренные пиратские либурны, так называли эти кораблики по названию побережья. На либурны Агриппа приказал поставить гарпаги, им самим изобретённые трёхметровые брусья, металлические или деревянные; когда эти брусья летели из катапульт, возможно было только надеяться на милость богов. Но дело было не только в оснащении кораблей, для Антония и люди составляли значительную проблему! Римских легионеров, давно обосновавшихся в Египте, не хватало, александрийцы всячески избегали армейской службы, денег на оплату воинского труда также не хватало. В гребцы никто не шёл по доброй воле. Антоний отдал приказ хватать бродяг и приковывать к скамьям. И всё равно никого не хватало — ни гребцов, ни моряков. Антоний приказывал сжечь корабли, для которых не было возможности набрать команду. Маргарита видела, как они горели. Это зрелище наводило на мысль о поражении, о конце!.. А в Риме известный Маргарите Проперций[89]острил, уверяя, что египетский флот состоит из «барис» — неповоротливых плоскодонных судов, служивших обычно для перевозки по Нилу похоронных процессий...

Царица замерла на палубе. Каждое мгновение смерть могла настигнуть её. Потом вокруг начали кричать. Потом она уже и сама видела, что её корабль окружён, что сейчас возьмут на абордаж!.. Собственно, это и был коронный ход римлян: взять вражеский корабль на абордаж, ворваться на палубу и вступить в рукопашный бой!.. Жёсткие мужские руки схватили её и потащили с палубы... Она дёргалась, как и должна дёргаться женщина, схваченная мужчинами, кричала истерически, выкрикивала непрерывно его имя:

— Марк! Марк! Марк!.. Пустите меня!.. Пустите!..

Она не сознавала, что с ней происходит, что же с ней делают! Она впала в панику, рвалась и кричала... На самом деле её спасали! Антоний увидел суматоху на палубе «Антониады». Он уже понимал, что морской бой проигран. Вдруг и ему стало страшно! Маргариту могли захватить, взять в плен! Что она была для него? Любил он её? Или она, несмотря ни на что, оставалась частицей всего его существа, как рука или нога... Или сердце в груди?..