Книга Дева Баттермира - Мелвин Брэгг

Обещали, что длинная и детальная статья Колриджа — всего лишь малая толика той информации, которую автор приготовил для общественности. Хэтфилд прочел газету в полном уединении, сидя за оградой на улице, ветреным днем — ветер с остервенелым упрямством рвал газету из рук, — в одном из городишек Центрального Уэльса.

В самой статье ничего нового не сообщалось, и это в некоторой степени утешало. Описание его внешности, как он успел заметить, было полностью скопировано с полицейской заметки и ничем от нее не отличалось. И он догадывался, что и все остальные детали и информация, которая, как утверждалось, была собрана на месте происшествия, имели все тот же источник — «любит раздаривать комплименты, опытен и разборчив в связях… часто прикладывает руку к сердцу…». Он был польщен, что его назвали «удивительно красноречивым», человеком, способным речью своей произвести впечатление даже на деревья, и растроган высказываниями в свой адрес различных людей, приведенными в статье, — большинство этих высказываний сводилось к восхищенному восклицанию: «До чего же забавным был этот человек! Какой поразительной информацией он обладал!» Выражения восхищения, за которыми обычно следовала фраза — «в ту пору он казался таким порядочным!».

На этом месте Хэтфилд поднял голову, взглянув на набрякшие дождем тяжелые тучи, которые медленно проплывали над полями и холмами Уэльса, и вслух помолился, чтобы эта заметка попалась на глаза Мэри.

Его обвинили в том, что он «обещал жениться на дочери Баркетта», а еще, «если меня не обманули самым наглым образом, — продолжал автор, — очень похоже на то, что он намеревался обручиться со служанкой из гостиницы «Голова королевы». Хэтфилд весьма огорчился этой лжи.

Ему даже стало интересно, что же скажет автор в статье по поводу его религиозных воззрений. Приверженность пресловутого Хоупа религии или же, как утверждал автор, его «притворство в вопросах религии и религиозных обрядов» не остались без внимания, однако налицо факт, который оспорить весьма трудно: «Он обходил вниманием церковь Кесвика, за исключением единственного раза». Неужели это проделки Вуда? Или преподобного Николсона? Наверняка Николсон не стал распространяться о нем до тех самых пор, пока слухи об этой истории не разлетелись по всей стране. Более всего его позабавило то, что в конечном итоге «жители Кесвика в немалой степени оправдывали его пренебреженье церковью… объясняя это его шотландским происхождением и образованием».

На сей раз даже не упомянули его истинную фамилию. Возможно, когда дело дошло до статьи, то у писателя возникли некоторые трудности: он просто не знал правильного написания.

25 ноября

Моя дорогая Мэри,

Позволь мне рассказать тебе о моей первой женитьбе, которая стала причиной всех моих дальнейших злоключений.

К тому моменту, когда мне исполнилось пятнадцать, я стал у мистера Сейворда лучшим торговцем на выезде. Я мог продать гораздо больше, нежели любой другой его работник, и даже больше, чем мой хозяин. Я твердо верил в собственное будущее и был уверен в мире, который меня окружает, и хотя я постоянно думал о моих родителях и моей сестрице, время почти стерло воспоминания о них из моей памяти. Хотя тот ужасный год мучений с тем человеком, чье имя я никогда даже не осмелюсь написать на бумаге, также превратился в иллюзию исчезнувшего прошлого.

Приблизительно в двенадцати милях от Честера жил фермер, который продавал нам самую лучшую свою шерсть. Мистер Сейворд занимался сделками с ним лично, как он это всегда делал с лучшими и самыми богатыми клиентами и поставщиками. Но со временем любовь к горячительным напиткам окончательно подорвала его шаткое здоровье, он стал весьма чувствителен к любым заболеваниям, и часть его обязанностей перешла ко мне, вот тогда-то я впервые и встретился с Эммой.

Ей было шестнадцать. Мне же, как я уже говорил, исполнилось пятнадцать, однако, увидев ее, я воодушевился, прибавив к собственному возрасту четыре года. К счастью, для своих лет я был весьма крупным подростком, к этому времени я почти окончательно вырос, к тому же во мне присутствовал некий внешний лоск, столь необходимый для ведения торговых дел, а это само по себе прибавляло мне зрелости. Я уже не испытывал того сумасшедшего восторга, как в свои семь лет, и впоследствии мне никогда не доводилось испытывать подобное чувство вновь до тех пор, пока я не встретил тебя. И все же она мне очень нравилась: в ней таилось нечто прекрасное и хрупкое — маленькие губки, кроткий взгляд, тонкий нос, маленький подбородок. Легкая кокетливость во всем, которую, однако, легко было вспугнуть. Влечение— вот что она испытала ко мне в первое же мгновенье нашей встречи, прочем, как и як ней; на самом деле я верю, что истинная любовь именно так и приходит.

Я приезжал к ним на ферму еще несколько раз, и все время мы находили способ обменяться взглядами, остаться наедине где-нибудь на кухне или в конюшне, — одним словом, мы объяснились друг другу во взаимной симпатии— нет, Мэри, уж прости несмышленого юношу, — в страсти! Именно в страсти, хотя я тогда был всего лишь мальчиком, слепым, нетерпеливым, невежественным, который довольствовался куда более скромными победами. Но, несмотря ни на что, это было истинное чувство, и всесильное.

Мистер Пауэлл — преуспевающий и весьма дружелюбный фермер — заметил все наши уловки и не стал вмешиваться, он просто не показывал виду, пока не настало время вмешаться. Однажды, во время моего очередного приезда, он отвел меня в сторону, подальше за конюшни, во фруктовый сад, и спросил меня, сколь серьезны мои намерения. Я ответил, что серьезность моих намерений «не вызывает ни сомнений, ни упреков». Я по сей день помню эту фразу, произнесенную в ту минуту: я был весьма горд этим. Затем он принялся расспрашивать меня насчет моих дальнейших планов, и вот тут-то я посмел взять на себя куда больше, чем следовало. Просто я полагал, что мистер Сейворд каким-нибудь образом поддержит меня.

Затем мистер Пауэлл поведал мне, что Эмма отнюдь не доводится ему родной дочерью, но в действительности является ребенком лорда Роберта Маннера (этот факт держался от нее в тайне), который намеревался дать за ней приданого тысячу фунтов, случись ему заранее познакомиться с женихом и лично одобрить его кандидатуру. После такого разговора мистер Пауэлл препроводил меня до лошади, помог мне взобраться в седло— я тогда был словно бы в бреду, — хлопнул по крупу мою старую кобылу и попросил, а скорее, велел мне обдумать все хорошенечко и поскорее дать ему ответ. Если я соглашусь жениться, то тогда ему предстоит рассказать Эмме об ее происхождении и доложить лорду Маннеру о сложившейся ситуации. И уж конечно, ему бы очень хотелось, чтобы мистер Сейворд подтвердил мои блистательные перспективы в мануфактурном деле.

Я даже не могу сказать, как доехал обратно до Честера. Моя старая кляча просто сама нашла дорогу, привезя меня домой.

Позволь мне признаться, что в те дни я жил точно в сказке. Дочь лорда!» Урожденная» или нет, но она все еще оставалась частью высшего общества, представители которого способны были раздавить людей моего происхождения, как каблуки башмаков давят жуков в траве, попавших под ногу. Лорд! Поместье, двор, титул, банкеты, драгоценности, манеры, абонементы в театральную ложу, сады и земли и все те роскошества, которые мне удавалось подглядеть тайком через открытую заднюю дверь для прислуги или зарешеченные боковые окна, открыв при этом рот от изумления. Они были нашими правителями, нашей живой историей, нашим богатством и величием, нашим прошлым — норманны, Плантагенеты, Тюдоры, Стюарты, — и благодаря Эмме мои дети тоже приобщатся к этому миру. Я едва не задохнулся от всех этих мыслей.