Книга Одна на две жизни - Галина Львовна Романова

«Нет, — раздался голос, который она не надеялась услышать. — Не подходи».

— Что?

«Не трогай ее…»

— Вот как ты заговорил? — Марек выпрямился, сжимая кулаки. Сквозь полупрозрачное тело ее защитника Агния видела искаженное лицо и ужасалась. Два человека стояли друг напротив друга. Похожие больше, чем братья-близнецы, но один был бестелесным духом, а другой — из плоти и крови.

— Уйди. Ты нам мешаешь. Ты всю жизнь нам мешал. Всю жизнь стоял рядом, не отходя ни на шаг, дышал нам в затылок… Теперь ты мертв, а я — жив. Ты проиграл, а я — победил. Ты сам признал свое поражение. Уходи!

«Нет…»

— Убирайся в Бездну! — заорал Марек. — Там тебе самое место! Хватит мучить ее и меня! Ты всегда мне мешал! Путался у меня под ногами, застилал свет. А теперь твое время вышло. Убирайся вон!

«Вот как ты заговорил! А я-то…»

Агния не видела лица того, второго, настоящего Ариэла, но почему-то чувствовала его боль. Грудь сдавило. Какая-то тяжесть легла на сердце. Голова закружилась. Все поплыло перед глазами…

Голоса…

«Агни…»

— Агния!

И — хором:

— Нет!

«Не смей!»

— Уйди!

«Сам уйди! Не отдам!»

Распахнув глаза, Агния уставилась на человека, который… который больше не был ее мужем.

Он бросился к ней, но мгновением раньше прозрачная тень метнулась наперерез и накрыла его с головой, как облако дыма. Мужчина застыл на долю секунды, а потом рухнул навзничь, закричал, колотя руками по чему-то невидимому. Пронзительный крик перешел в визг, противный, скрипучий. Агния зажмурилась, закрывая уши руками. Опять похолодало, да так резко, что в груди перехватило дыхание. Она задохнулась, напуганная воплями, которые издавал корчившийся на полу человек. Только Мадама Ноа и прибежавшая на крики помощница оставались спокойны и безучастны.

Наконец бьющийся, словно в припадке, мужчина затих, неловко повернувшись на бок и закрыв лицо руками. Он тяжело, со всхлипами, дышал.

— А… Ар… Ма… — Агния прикусила губу, не зная, как обратиться к тому, кто лежал на полу.

Он пошевелился, с усилием выпрямляясь. Взгляд, которым мужчина одарил женщину, был полон боли.

— Прости, Агни, но я… не смог. Я хотел, чтобы ты была счастлива, но… прости. — Голос его как-то странно дрогнул. Агния никогда не видела плачущего Ариэла и застыла, хлопая глазами. А тот перевел взгляд на Мадаму Ноа. — Вы это знали?

— Да, — кивнула та. — Я же пророчица.

— Прости, Агни. — Он опять отвернулся. — Я хотел как лучше…

Словно чья-то рука толкнула между лопаток — чья-то на удивление холодная, прямо-таки ледяная рука, — и Агния подлетела к лежавшему на полу мужчине. Опустилась рядом на колени. Осторожно, самыми кончиками пальцев, дотронулась до плеча:

— Не надо. Все хорошо!

— Ты…

Она не дала договорить — обняла его голову, прижимая к своей груди и неловко подавшись вперед.

— Ариэл, — прошептала в макушку, — ты чудовище. Ты законченный эгоист. Думаешь только о себе, совершенно не заботясь о моих чувствах. Неужели так трудно было спросить, люблю ли я тебя?

— А ты… любишь? — Голос прозвучал глухо, но там, где еще несколько минут назад в груди был только холод, теперь от дыхания мужчины разливалось блаженное тепло.

— Да.

На большее сил Агнии не хватило. И кто сказал, что любить можно только раз в жизни?

Послание доставил не сатир, как это бывает сплошь и рядом, а человек — императорский курьер в парадном мундире с галунами. Он приехал верхом, взбудоражив и без того взволнованных последними событиями соседей. Спешился у дверей, вошел чеканным шагом, даже не покосившись на испуганно забившуюся в уголок Лиманию, четким движением протянул конверт с гербовой печатью.

— Капитану Ариэлу Боуди в собственные руки!

Тот принял конверт, вскрыл, пробежал глазами несколько строк:

— Почту за честь.

— Завтра в десять утра за вами заедут! — Курьер отсалютовал и, развернувшись на каблуках, покинул комнату.

— Что случилось? — Агния стояла в дверях кабинета.

— Меня вызывает император для аудиенции. Завтра в одиннадцать часов. Приготовься.

— Я… постараюсь, — пробормотала та.

— Не «постараюсь», а приготовишься! Аудиенция у императора — это…

— Я сделаю другую прическу. И можно послать к модистке за новыми лентами и цветами на шляпку.

— Агни, — он закатил глаза, подавив вздох, — я говорю о платье! Не вздумай надеть черное!

— Но я же в трауре! И буду в трауре еще восемь месяцев!

— Не восемь, а только семь месяцев, три недели и два дня!

Теперь пришел черед Агнии вздыхать.

— Все равно это больше чем полгода… Ладно-ладно, я надену то, фиолетовое. Которое с кружевами. Или коричневое… Ну не серое же! У меня пять траурных платьев, а светлых нарядов нет совсем. Мне до весны нельзя!

— Тогда зеленое!

— Ариэл, ты ничего не понимаешь в женских нарядах! Только не зеленое! Оно мне не нравится! И я его не надену. Точка!

Притопнув ногой, Агния скрылась в кабинете, и уже там ее догнала ехидная реплика:

— А если я захочу, чтобы ты в нем была на нашей свадьбе?

Женщина с досадой схватила со стола чернильницу и запустила ею в камин. Вот вредный тип! И что она в нем такого нашла?

В императорском дворце не только Агнии — никому из ее родственников ни разу не доводилось бывать, и она не сомневалась, что сразу после аудиенции ее атакуют и матушка, и замужняя и давно живущая сама по себе сестра, и подруги, и даже соседки, желая узнать подробности. Только дальняя родственница ее покойного мужа, госпожа Парата Боуди, получала приглашения на ежегодные балы. И Агния много бы дала, чтобы увидеть ее в толпе разряженных придворных. Ариэл вчера отказался писать семейству и сообщать родственникам о приглашении. Все равно Боуди он был только на словах.

К огорчению Агнии, она была единственная одета в темное, и ее фиолетовое платье и черная шляпка с вуалью бросались в глаза. Ей казалось, что все показывали на нее — если не пальцами, то веерами и исподтишка перешептывались. Она даже была рада, что Ариэл надел перевязь, в которую устроил раненую руку. В нарушение этикета женщина пристроилась с правой стороны, вцепившись в его локоть, и время от времени с преувеличенной заботой касалась руки.

— Успокойся и получай удовольствие, — шепнул Ариэл. — Да, они вечером будут тебя обсуждать, но зная, кто я, обязательно придержат языки. Тут постоянно кто-то против кого-то плетет интриги, и если один из присутствующих сделает лишнее телодвижение, рано или поздно это станет известно мне. И мне ничего не стоит сообщить их противникам кое-что интересное.