Книга Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

3 мая рано утром, проснувшись, я вышел из душной хаты во двор нашего дома, чтобы подышать свежим воздухом и умыться. Вдруг я услышал всенарастающий гул летящих со стороны Борисова самолетов. Вбежав в хату, я крикнул:

— Командир! Шура! Скорее выходите на улицу, летят немецкие самолеты!

А сам, схватив автомат, устремился на улицу. Тут же следом за мной выбежали и командир отряда с Шурой. Мы побежали на задворки дома, где у нас была выкопана щель. Самолеты противника прошли над деревней, а потом, развернувшись, снова пошли на нее. Мы увидели, как от самолетов отделились бомбы и посыпались с противным свистом. Недалеко от нашего дома взорвалась одна из этих бомб, которая вырвала из стены несколько бревен, но ни мы, ни наши хозяева не пострадали. В нескольких местах возникли пожары. Отбомбившись, самолеты улетели, а мы начали тушить пожары и спасать имущество местных жителей. Зная повадки немцев, мы ждали, что за этим налетом последуют еще. Поэтому приказали партизанам отряда выехать из деревни в лес, который находился примерно в полукилометре на юго-восток от нее. Глубоко в лес мы не поехали, а, остановившись на опушке и замаскировав свои повозки с конями под деревьями, стали вести наблюдение.

Примерно часа через два снова со стороны Борисова в небе появились самолеты, начали бомбить деревню, и возникли пожары.

Немецкие летчики, удовлетворенные своей «черной работой», больше в этот день не появлялись над нашей деревней. Но зато в соседних деревнях, где стояли другие наши отряды и штаб бригады, немцы бомбили несколько раз. Там возникли сильные пожары, которые мы хорошо видели из леса. Эти деревни превратились в груды развалин и сгоревшие пепелища.

Подождав в лесу еще часа два, я спросил Николая:

— Ну, командир, что будем делать? Наша хата разрушена, в деревне много разрушенных домов, часть из которых сгорела. Немцы могут завтра снова прилететь, поэтому в деревню соваться опасно. У меня есть предложение: на озере Селява я знаю небольшой полуостров, заросший лесом. Может быть, нам отойти туда и расположиться там?

— Я тоже знаю этот полуостров, — ответил Агапоненко. — А что, пожалуй, можно туда перебазироваться. Главное, на восточной стороне полуострова есть неглубокий брод, а на западной — узкий перешеек. Для обороны и отхода на запад или восток очень удобное место.

И мы решили перебазироваться туда, а там будет видно. Проверив через командиров взводов личный состав отряда и не обнаружив потерь среди партизан, мы приказали всем двигаться в сторону полуострова. У нас был небольшой обоз из нескольких повозок с продовольствием и боеприпасами. На одной из повозок восседал Франц, который по-русски погонял свою лошадь:

— Но, но! Пошель! Пошель!

Рядом с ним сидел французский солдат Жак. Увидев сидящего на повозке Франца, я спросил его:

— Ну, как у тебя там француз?

— Пока гут, товарищ комиссар! — ответил он.

Следующая повозка шла с нашим штабным хозяйством: пишущими машинками, велосипедом, чемоданами с документами и бумагой для машинки и другим имуществом. Рядом с этой повозкой шел командир отряда со своей женой Шурой.

Мы всегда жили вместе втроем в штабных хатах. Я знал, что Николай очень Сильно любит свою жену Шуру, но, наблюдая за поведением Шуры, я стал замечать, что в последнее время она стала очень капризной и раздражительной. Но самое главное, что меня очень удивляло, она стала очень часто прикладываться к рюмке с самогонкой. Это Николая тоже беспокоило, он сильно переживал, но повлиять на нее не мог. Мало того, она стала себя вести, как капризная барыня. В тех домах, где мы останавливались и где у нас был штаб отряда, она никогда не помогала хозяйке дома в приготовлении нам пищи, в уборке комнаты и других работах по хозяйству, а только лежала и читала книги. Мне со своей стороны было неудобно говорить об этом Николаю, так как я видел, что он и сам это хорошо знает.

В нашем отряде было несколько девушек и женщин. Одни из них несли сторожевую службу, стояли на постах, как обычные рядовые партизаны, другие ухаживали за ранеными или помогали готовить пищу для всего отряда. На их плечах также лежала разная хозяйственная работа. Но когда была боевая тревога, то все девушки брались за оружие и вместе с нами воевали, как рядовые партизаны. А Шура была на особом положении, тем самым оттолкнув от себя всех девушек отряда. Возможно, эта своеобразная изоляция и оказывала на нее влияние, она это чувствовала, но уже перебороть себя не могла. Девушки между собой называли ее «командирша». А она не могла попросить своего командира, чтобы тот ее послал на пост или на кухню.

Перед бродом на полуостров наши партизаны остановились и никак не решались идти вброд, это и было понятно, вода в озере была еще холодная, так как было только начало мая.

— Ну чего, ребята, остановились? — крикнул им командир отряда. — Боитесь ножки замочить? А ну-ка за мной, марш!

И командир смело пошел в воду. Партизаны, услышав команду, устремились вслед за ним. Брод был довольно глубоким, в некоторых местах даже выше колен. В сапогах и ботинках было полно воды, и партизаны на другом берегу стали выливать ее.

Я в это время следил за нашим обозом. Повозка, на которой сидел Франц и Жан, попала колесами в глубокую яму, и лошадь никак не могла вытянуть ее с двумя седоками и нагруженной на нее кладью. Увидев это, командир отряда крикнул Францу:

— Франц, чего ты смотришь? Спихни этого долговязого француза! Ишь, какой барин, боится ноги замочить. Да и сам слезь с повозки!

— Пошель! — закричал на француза Франц, спихивая того с повозки.

Благополучно форсировав брод, мы углубились в лес на этом полуострове. Он был небольшой, около километра в диаметре. В центре него была высотка, заросшая сосновым лесом, а берега покрыты густым кустарником. На высотке под густыми соснами мы разбили свой лагерь. На западной стороне полуострова был небольшой перешеек, шириной 20–30 метров, и поляна, заросшая густой травой. Там мы стали пасти своих коней и коров, которые были в хозвзводе. У брода с восточной стороны и на перешейке с западной мы выставили посты охраны. Для того чтобы штаб бригады знал, где мы находимся, мы туда послали своего связного.

Пока Шура разбирала повозку с нашим имуществом, мы с командиром решили обойти полуостров и оценить окружающую нас местность. Подойдя к перешейку, мы увидели искусственно насыпанный холм, на котором росли старые яблони и были остатки какого-то фундамента. По всей видимости, здесь когда-то стоял дом, а может быть, была усадьба какого-нибудь барина. Вид с холма был очень красивым. Я, восхищаясь этой красотой, сказал:

— Эх, если останусь живым после войны, то приеду еще раз сюда. Хорошо бы здесь построить дачу и отдыхать летом на лоне этой изумительной природы. Такая красотища! Как ты считаешь, командир?

— Действительно, красиво, только доживем ли мы до конца войны? — как-то грустно ответил мне Николай Агапоненко.

Погода стояла теплая, дождей не было, и мы не стали делать шалашей, а просто устроились на своих плащ-палатках и разных одеялах на ночлег прямо под сосной. Мы уже давно не спали под открытым небом, так как в последние месяцы все время жили в деревнях нашей зоны. Но я спал очень плохо и тревожно. Меня волновало, может быть, то, что так долго не возвращаются из разведки наши товарищи, а может быть, что-то другое.