Книга Маледикт - Лейн Робинс

Маледикт рассмеялся — словно довольная кошка мурлыкнула — и лег на Джилли, прижав его руки своим телом. Джилли приподнялся на колени и навалился на Маледикта сзади, зарылся лицом в черные кудри на затылке, лаская, целуя. Темные локоны еще сохраняли легкий запах крови, и Джилли вздохнул. Маледикт качнулся назад, раздразнивая его шершавым прикосновением вышивки к пылающей коже. Джилли охватил его бедра, прижимая их крепче, и был вознагражден едва уловимым вздохом, в котором послышалось его имя.

Утопая в аромате черных волос, Джилли принялся слепо, на ощупь, развязывать крават Маледикта, целуя юношу в затылок; потом вытянул шею, стараясь достать до ложбинки между ключицами. Юноша повернулся, ища губы Джилли своими; ловкие руки скользнули по его бокам, привлекая ближе. Джилли потянулся к пуговицам жилета — этот барьер из шелка выводил Джилли из себя, — но Маледикт внезапно отшатнулся.

— Уф. Я чувствую на тебе ее вкус.

Джилли не мог знать, что это неправда и что единственное, что чувствовал Маледикт, было соленое тепло плоти, сопровождаемое ударами сердца. Но в сознании юноши мелькнул запоздалый страх: если Джилли узнает тайну Миранды, что сделает Янус?

Все, что знал и ощущал Джилли, были бешеная пляска его сердца и боль во всем теле. Его дыхание участилось, и он попытался вернуть Маледикта в свои объятья, но юноша огрызнулся:

— Слезь с меня.

— Мэл… — произнес Джилли с мольбой, со вздохом, со стоном.

Стройная фигурка Маледикта сжалась в комочек.

— Оставь меня в покое. Дай поспать. — Голос Маледикта звучал грубее, ниже обычного. Джилли гадал, что было тому виной. Что он увидит в лице юноши, если развернет его к себе: слезы или вожделение? Смысл слов запоздало проник в его сознание.

— Ты остаешься?

— Почему бы нет? Уже поздно, я пьян, а в постели, кажется, нет блох. Извини за испорченное развлечение. Только ты еще больший дурак, если заплатил ей прежде, чем получил удовольствие.

Джилли вперил взор в потолок, изучая приклеенные к нему хрустальные звезды — список клиентов Лизетты. Каждая звезда — постоянный посетитель. Все вместе звезды составляли созвездие, причем расположение их на потолке говорило об их же месте в сердце Лизетты. Лизетта уверяла, что это созвездие Вожделения видно из Приисков — ей, дескать, рассказал о нем один матрос. Впрочем, Джилли не мог проверить истинность слов Лизетты (или матроса). Пока не мог. И, скорее всего, не сможет никогда.

Рядом слышалось ровное, тихое дыхание Маледикта.

— Мэл? — позвал Джилли.

Не услышав ответа, он поднял с пола сброшенное ими с Лизеттой одеяло и укрыл Маледикта. Хотел подоткнуть одеяло, но заколебался, заметив, что Маледикт смотрит на него немигающими черными глазами.

— Вот так, — сказал Джилли, неловко докончив начатое и еще больше смутившись, когда жесткий шелк кудрей Маледикта попался между его пальцами и одеялом.

— Мне не холодно.

— Да ты холоднее камня, — возразил Джилли. Он погладил юношу по нежной щеке, почувствовав гладкую выемку между скулой и шрамом на подбородке. — Тебе нужно возвращаться на Дав-стрит.

— Я не хочу.

— Ты капризничаешь, как ребенок, — сказал Джилли. — Но раз уж не хочешь — все равно не вернешься. Поделом тебе будет, если я приведу назад Лизетту.

— Не надо, — проговорил Маледикт. — Пожалуйста.

— Ладно, не буду. Только подвинься немного, не то свалишься с кровати.

Джилли скользнул под простыни, стараясь разгладить их, насколько позволял вес Маледикта, робко потрогал мягкие волосы, веером разметавшиеся по подушкам. Не встретив сопротивления, Джилли лег, обнял хрупкую фигурку и ощутил, как вспыхнуло и улеглось напряжение в теле Маледикта.

Так он лежал, прижатый к Маледикту, во всей этой необычной обстановке, размышляя, было ли это хоть отчасти сродни отношениям Маледикта с Янусом. Мгновение вдали от городского особняка казалось таким хрупким, боящимся хлопка двери, гула голосов в коридоре, взрывов смеха или гнева, доносившихся с улицы. Неудивительно, что Янус и Маледикт испытывали столь сильную взаимную привязанность — ведь они выросли, не имея другой защиты, кроме друг друга. И все же, думал Джилли, теперь многое изменилось.

— Я снова размышлял о Приисках. — Джилли бросил пробный камень.

В его объятьях Маледикт издал звук протеста, который Джилли скорее почувствовал, нежели услышал. Это придало Джилли храбрости.

— Я хочу, чтобы ты отправился со мной. «Вирга» отплывает через пять месяцев, ближе к осени. Мы могли бы пуститься в путь под ее высоко поднятыми парусами, прочь из гавани, туда, где вода такая синяя и глубокая, что невозможно отличить море от небес. Мы бы наблюдали, как резвятся морские чудовища, как пускают фонтаны и погружаются вглубь киты и еще более удивительные существа — столь удивительные, что ни один моряк не станет рассказывать о них тому, кто никогда не плавал по морю, ибо страшится быть поднятым на смех. Мы высадились бы в новом мире. Ни Развалин, ни двора — лишь земля, небо и звезды. Матросы рассказывают, что небо там совсем не такое — оно никогда не становится черным, а окрашивается темными-темными оттенками синего…

— И что мы там будем делать? — прошептал Маледикт. — Нищенствовать? Или зарабатывать на жизнь трудом рыбака, отдавшись на милость штормов?

— Я бы стал шоколадным фермером, — на ходу выдумал Джилли. — И кормил бы тебя на завтрак конфетами, пока ты не разжирел бы или не отказался на них смотреть.

Маледикт рассмеялся, щекоча теплым дыханием предплечье Джилли, так что встопорщились волоски у него на руке и на шее.

— Ты мечтатель.

— Зато не дурак, — сказал Джилли. Прежде чем отправиться в путь, я бы накупил здесь всяких красивых безделушек. Потом продал бы их антирским эмигрантам, соскучившимся по дому, а на вырученные деньги купил бы всякой экзотической всячины для Антира — и переслал бы сюда для продажи. Перья для отделки платьев и шляп, меха для шуб, картины. Быть может, я даже написал бы книгу, чтобы хранилась в библиотеках. — Слова выходили у Джилли сухими, медленными и неуклюжими, чего никогда не бывало с его историями, — он боялся сделаться предметом насмешек. Он впервые рассказывал вслух о своих мечтах. И даже теперь Джилли медлил, боясь выплеснуть надежду на то, что присутствие Маледикта — не просто прихоть. Уверенность, что без Маледикта для Джилли жизни не будет.

— Выходит, ты решил стать купцом, — подытожил Маледикт.

— Знаю, я мечтатель, — проговорил Джилли.

Приподнявшись, Маледикт поцеловал его в лоб, погладил по щеке. Потом скользнул назад, в нетесные объятья Джилли, и, только спрятав лицо, вновь заговорил:

— А что будет с Янусом?

Слова Джилли о соленом ветре, море и небе пахли солнечным светом и тропиками; упоминание о Янусе впервые внесло в комнату привкус зимы.

У Джилли гулко заколотилось сердце: он понимал, что Маледикта привлекли его мечты. Он едва слышно прошептал: