Книга Пульт мертвеца - Тимоти Зан

— А что же ты хотел?

— Ты главного не хочешь понять, — с горечью выпалил я. — Лорд Келси-Рамос и доктор Айзенштадт по самые уши увязли в этих проблемах со Службой безопасности, Божественный Нимб практически перестал существовать в качестве религиозной общины, пастырь Эдамс погиб там, Боже мой, а я… а у меня ни единого волоса с головы не упало. — На моих глазах навёртывались слезы.

Я ожидал получить от него немедленный и очень гладкий ответ, но вместо этого наступила тишина.

— Знаешь, — после долгой паузы сказал Куцко с какой-то задумчивостью в голосе, совершенно для него не характерной. — Мои родители почти так же рассуждали. Они часто повторяли, что мы в жизни обречены на страдания. Конечно, такое слово не произносилось, употреблялись такие понятия, как «закалка характера», «долготерпение» — в общем, всё такое. И вот чем все закончилось: страданием обернулось то, что ты задумал и совершил. — Он кивнул в сторону гремучников. — А теперь послушай, как я оцениваю достигнутое. Просто, сравнивая его с тем, чего оно стоило. Джилид, я обязан совершенно беспристрастно заявить тебе, что если не брать в расчет того, что произошло с Эдамсом, ты добился гигантских результатов.

Я уставился на него.

— Ты считаешь, что и лорд Келси-Рамос и Божественный Нимб — это ничто?

— Джилид, — возразил он мне, объясняя терпеливо, как маленькому ребенку, — тебе ведь отлично известно, что и лорд Келси-Рамос, и доктор Айзенштадт слишком важные особы, чтобы просто их упрятать за решетку или отправить на тот свет, и если бы ты не считал себя таким непогрешимым, то сумел бы понять, что не сделал по отношению к Божественному Нимбу ничего такого, чего не добились бы сами гремучники по прошествии нескольких месяцев. Пойми одно, им был необходим контакт с нами, с людьми, и как можно скорее, ты же знаешь, они спешили, хотели натравить нас на этих пришельцев, гнали нас, подстёгивали изо всех сил, хотели, чтобы мы ни о чем другом, ни о каких переговорах и не помышляли, а лишь сосредоточили все наши усилия на подготовке к войне.

Я скрипнул зубами от отчаяния, что уже ничего изменить нельзя, и от неприятного сознания того, что он в сущности прав.

— Все равно, это было не совсем справедливо, — сказал я, чтобы хоть как-то возразить.

— Да, не было, — с готовностью согласился он. — Но с каких это пор тебе потребовалась справедливость?

— Она всегда была нужна.

— Никому она не нужна, — возразил он. — И не желаешь ты никакой честности, Джилид, и никогда не хотел. Кто-то ищет, может, но таких мало на свете, вот, например, Верховный суд Патри иногда к этому стремится, а кое-когда восстанавливает справедливость.

— Как же это можно забыть, — иронически ответил я. — Но в таком случае, объясни, чего же мне хочется?

Он пожал плечами.

— Ты — человек религиозный, это мне надо объяснять такие вещи, а не тебе. Что, по-твоему, нужнее всего?

Я снова уставился на него, но в его взгляде уже не было той силы и убежденности, что раньше. Он меня положил на обе лопатки.

— Сострадание, — пробормотал я. — Милосердие. Прощение.

Куцко развел руками.

— Вот куда мы заехали, — закивал головой. — Может быть, есть смысл добавить сюда чуть-чуть аргументации от язычников, чтобы твои аргументы стали чётче?

— Нет уж, благодарю, — сорвался я. — От всей души.

Он усмехнулся и вдруг посерьёзнел.

— Знаешь, мне кажется, это мы в конце концов, додумались до этого. Помнишь ту фразу о соли земли?

Вы соль земли…

— Да, — ответил я.

— Так вот, ты — не соль, во всяком случае, не был ею. Скорее, катализатор.

Я хмыкнул.

— «Вы — катализатор земли». Если это переводить на какой-нибудь другой язык, то перевод явно потеряет.

— Да нет, серьёзно, — не отступал Куцко. — Нет сомнений, что ты выбрался чистым из всего этого. А такое случалось с теми, кто постоянно только тем и занят, что делает что-нибудь для других. — Он поднял руку в перчатке и принялся загибать пальцы. — Это — Эдамс, лорд Келси-Рамос, Айзенштадт, это — халлоа, не говоря о том, какую роль всё это имело для этого «Пульта Мертвеца».

Я непонимающе взглянул на него.

— А что с «Пультом Мертвеца»?

— Я имею в виду, что теперь место зомби займут халлоа, разумеется, — ответил он, явно удивленный моей непонятливостью. — Или думаешь, что Патри не заметит, что живой Эдамс прекрасно справлялся с тем, что возложено на зомби?

— Заметить-то они заметили, да и он, как выяснилось, не так уж хорошо с этим справился, — с горечью ответил я. Вообще-то это было одной из моих тайных надежд тоже… или скорее, когда-то было, до того, как я увидел, как реагировала на это комиссия. — Комиссия ясно дала понять, что никто не собирается таскать с собой в каждый рейс по десятку человек, а то и больше, когда со всем прекрасно может справиться парочка приговоренных к смертной казни преступников.

— Всё это так, но ты ведь не должен брать в качестве примера Эдамса с его слабым здоровьем и непрерывной работой короткими отрезками по пятнадцать-десять минут, — напомнил Куцко. — Не забудь, что у него было не так уж много контактов. Может быть, тебе это неизвестно, но Загора уже сумела высидеть и два часа без перерыва и поэтому нет никаких причин, чтобы они стали от этого отказываться.

Я вздохнул.

— Поскольку комиссия не очень заинтересована, нельзя с уверенностью сказать, откажутся они или нет. Пойми, отказ от использования «Пульта Мертвеца» означал бы передачу всей навигации в руки людей, которые традиционно считаются религиозными фанатиками. Но станут они это принимать — знаю, видел, какие у них были физиономии после того, как я им всё это выложил.

Он усмехнулся.

— Да, но ты не видел их лиц, когда и я кое-что выложил.

Я насторожился.

— А что ты выложил? — осторожно поинтересовался я.

— Да ничего особенного, — в его чувствах была невинность малого дитяти. — Просто позаботился о том, чтобы они получили некое описание — чертовски хорошее, добротное описание того, как гремучники, завладев телом Эдамса, попытались напасть на тебя.

Напоминание об этом заставило меня еще раз содрогнуться — и действительно, — он был прав. Одно дело — сидящий как прилежный ученик за партой зомби, а вот зомби, шляющийся по капитанскому мостику, — уже нечто совершенно другое: воплощение ужаса, давнего рудиментарного ужаса, преследующего людей испокон веков, олицетворение всех самых тёмных и непознанных страхов.

— Да, — согласился я, стараясь поскорее избавиться от этой жуткой картины, которую мгновенно во всех деталях нарисовало мне мое богатое воображение. — Теперь я, пожалуй, могу понять, почему это так их… обеспокоило.

— Обеспокоило? — он хмыкнул. — Пойди попробуй теперь успокоить их. Не успел я закончить свое сообщение, как они уже разбились на группки оживленно спорящих между собой и заорали о том, что это следует изучить по всем правилам. Пройдет ещё год, а то и два, но можешь мне поверить — «Пульт Мертвеца» отжил своё.