Книга Не бойся Адама - Жан-Кристоф Руфин

— Из гуманных соображений, конечно?

Поль опустил глаза. С самого начала расследования он действовал почти механически, гоняясь за кроликом, которого Арчи велел изловить, но чем глубже он увязал в этом деле, тем чаще задавался вопросом: а что, собственно, заставляет его настойчиво продвигаться вперед. В одно мгновение Жюльетта разворошила все эти мысли. Поль был смущен и рад, что появилась возможность прояснить кое-что для себя самого.

— Я врач, — сказал он.

— Врач или секретный агент?

— И то и другое. Мне поручили это дело, потому что оно началось с лаборатории.

Жюльетта моргнула. Перед ней на мгновение всплыла картина Вроцлава. Все это казалось теперь таким далеким.

— Ну да, и врачи стоят на страже человеческой жизни, вы это хотите сказать?

— Да.

— И вы полагаете, что каждый человек имеет право на жизнь.

— В любом случае это не нам решать.

— Что вы говорите людям, которые хотят свести счеты с жизнью?

— Что они совершают ошибку.

— И все-таки принимаете решение.

Поль вспомнил свою первую практику в психиатрическом отделении. Он вошел в комнату больного с маниакально-депрессивным психозом в стадии меланхолии. Он вспоминал долгий разговор с ним и то, как человек вполне рационально, хладнокровно и если не убедительно, то совершенно логично доказывал, что ему следует умереть. В тот же день больной начал курс лечения антидепрессантами и через две недели растроганно благодарил врачей за спасение.

Он рассказал об этом Жюльетте, и та замолчала. И он, и она словно забыли о револьвере и шуме машин на Копакабане. Оба погрузились в самое сердце своих сомнений и убеждений откуда только и могло прийти спасение.

— А если болезнь неизлечима и вы лишь возвращаете человека в мир жестокости, крыс, нищеты и отчаяния? Если корень болезни не в жизни, а в невозможности жить?

— Ничто не оправдывает убийства.

Поль произнес это слишком быстро и сразу понял абсурдность того, что сказал. Жюльетта отвела на мгновение взгляд, словно не желая видеть его унижения, и произнесла то, что он отлично и сам понимал:

— Вы бы не стали убивать нацистов? Не стали бы убивать, защищая самое дорогое в жизни?

— Я бы не стал лить кровь за идеи, абстрактные построения.

— Значит, опустошенная земля, бидонвили, вырубленные леса и войны между бедняками, неспособными даже прокормить своих детей, это абстрактные построения? Как вы думаете, на что могут рассчитывать эти люди, кроме как на мучительную смерть, невыносимые страдания и разрушение всего, что еще живо на этой планете?

— Мне кажется, это не очень похоже на идеи Хэрроу и тех, кто стоит за ним.

— Что вы хотите сказать?

— Они считают человека таким же животным, как все остальные, только более опасным и жестоким. Они хотят стать новыми хищниками и уничтожить излишек вредной популяции.

— А это не так?

— Не так. Я считаю, что человека спасет то, что в нем есть человеческого, а не животного. Осознание своей судьбы в мире, чувство любви, солидарности, справедливости.

По удивленному выражению лица Жюльетты Поль понял, что попал в точку.

— Вас волнуют человеческие страдания. Хэрроу вообразил, что знает интересы целой планеты. Те же, кто стоит за ним, озабочены только шкурным стремлением осадить от угрозы свое процветание.

— О ком это вы говорите?

В эту минуту Поль понял все. Жюльетта ничего не знала об истинных механизмах всей операции. Она была не сообщником Хэрроу, а инструментом в его руках. В глубине души она должна это понимать.

Тогда он рассказал ей обо всех деталях разработанного плана, о семинаре 1967 года, Маклеоде и Рогульском, о встрече с Хэрроу и, наконец, о холере.

Когда он замолчал, Жюльетта дрожала всем телом. Слезы текли у нее по лицу.

Поль медленно наклонился вперед и встал. Не сводя с девушки взгляд, он приблизился к ней и взял револьвер, который она протянула ему, как передают эстафетную палочку следующему бегуну. Поль швырнул его на кровать. Он стоял совсем рядом с Жюльеттой, которая наклонила к нему голову. Поль прижал ее к плечу, и Жюльетта, задыхаясь, разразилась рыданиями, в которых звучали страдание и облегчение. Поль погладил ее по волосам, как гладят ребенка, чтобы подбодрить и успокоить. Жюльетта ухватилась за него, словно вытащенный из воды утопленник, еще не верящий в свое спасение. Вместо желания Поль чувствовал нежность к этому существу готовому доверить ему весь груз своего горя, разочарования и вновь обретенной надежды.

Он ощущал худое дрожащее тело девушки, задыхавшейся от счастья и избавления от тяготившего ее немыслимого напряжения. Поль ждал, пока она успокоится, и вот, наконец, Жюльетта стала понемногу приходить в себя, осознав, что Поль взял на себя тяжесть, с которой она не могла больше жить. Он усадил ее на кровать и сел рядом, держа за руку.

Вдруг Жюльетта подскочила с видом спящего человека освободившегося от привидевшегося кошмара, и крепко сжала руку Поля.

— Скорее, — воскликнула она, словно только в это мгновение осознала надвигающуюся угрозу, — вы должны им помешать. Они скоро начнут действовать. Возможно, даже сегодня.

Потом Жюльетта осела на кровать с видом акробата, который не в силах больше исполнять сложный трюк. Она снова замолчала и погрузилась в себя.

— Вы говорите о Хэрроу? — спросил Поль.

Она взглянула на Поля так, словно не понимала, откуда он знает это имя.

— Хэрроу? Да, Хэрроу.

— Где он?

— Отель «Ларанжейрас» на холмах Боттафогу.

Поль сам задрожал от возбуждения. Уже отчаявшись разобраться хоть в чем-нибудь, он волей судьбы получил то, что искал и уже не надеялся найти вовремя.

— Хорошо, давайте туда! — воскликнул он и схватил лежавший на кровати револьвер.

Жюльетта высвободила руку и сделала какой-то жест, словно очерчивая большой круг.

— Это невозможно! Они везде. Их много. С ним полиция, военные, все эти типы в отеле. Те, кто шлет ему электронную почту со всего света.

Жюльетта отпрянула и посмотрела на Поля. Казалось, что она только что поняла, к кому обращается.

— Вы не можете выйти отсюда. Они наблюдают за вами. Они прослушивают ваш телефон. Они решили вас убрать.

— Как же вы попали сюда?

— Через Жуакина, — ответила Жюльетта, едва улыбнувшись при воспоминании о калеке.

Потом, сообразив, что Поль и понятия не имеет о его существовании, рассказала о нем.

— Они все тут в отелях друг друга знают. Он поговорил с одной из горничных, и та согласилась уступить мне свою форму на это утро.