Книга Код Вавилона - Уве Шомбург

— Анна, идем, Анна… — Джесмин подхватила вялое тело сестры под плечи и тянула его вверх.

Крис не мог отвести взгляда от зияющей раны в затылке Салливана. В большой дыре поблескивали красноватые мышечные волокна и светлые жировые ткани.

— Надо уходить отсюда!

— Я не брошу сестру! — Джесмин снова принялась трясти ее за плечи. Губы Анны дрогнули, и с них сорвался первый жалобный стон.

— Я и не собирался ее бросать, — Крис присел на корточки и пощупал у Анны пульс. Когда она открыла глаза, он встал: — Сейчас вернусь. — Спотыкаясь, он пошел проверить, не представляют ли еще опасность люди Торнтена. Он чувствовал в голове вялую тупость и был неспособен ни к какой мысли.

В нескольких шагах лежали Зоя Перселл, монахиня и Жак Дюфур. На спине ученого, на уровне легких, зияли две дыры. Он лежал поверх монахини, лицо которой было залито кровью. Финансовая директриса концерна Тайсэби, лежавшая в самом низу, тоже не шевелилась.

Джесмин окликнула его. Он поднял руку и поспешил к стене у самого входа в часовню. Там из земли торчал большой обломок обшивки вертолета, а между обломком и стеной застряло тело Фолсома с повисшей набок головой. Крис потянул за железяку, и она упала. Тело Фолсома, лишившись опоры, сползло по стене.

Рубашка на животе Фолсома была пропитана кровью. Весь живот был разворочен обломками железа, похожими на ножи для метания.

Джесмин снова позвала его по имени.

— Сейчас! — пробормотал Крис.

Он оглянулся. Огонь уже настолько раскалил воздух, что подобраться к вертолету было невозможно. Он ничего не смог бы сделать, разве что позвать на помощь монахинь.

Его взгляд упал на землю. Клетка для перевозки мышей валялась в двух шагах от Фолсома. Крышка была распахнута настежь. Крис поднял клетку и заглянул внутрь.

Одна мышка лежала в куче опилок на боку. Из обширной раны на животе сочилась кровь. Остальные три мышки исчезли.

Глава 47

Картезианский монастырь де ла Верне

Массив Мавров в Южной Франции

Утро среды

Два вертолета сели на большом дворе монастыря.

Папа снял наушники и отстегнул привязной ремень. Кальви открыл боковую дверцу и спрыгнул на землю. Он протянул папе руку, и у того от легкого прыжка на землю слегка подогнулись колени.

За ним из машины спустились Иероним, Марвин и два телохранителя. Тротиньон, Тиццани и Барри торопливо подходили от другого вертолета.

— Вашему Святейшеству ни в коем случае нельзя подвергать себя опасности. — Тиццани сделал еще одну попытку: — На вас лежит ответственность за весь христианский мир. Подумайте об этом…

На западной стороне монастыря гремели выстрелы. Телохранители осматривались, оценивая ситуацию.

— У меня тут есть миссия. — Папа не обращал внимания на выстрелы и посмотрел на Тиццани, отрицательно качая головой: — И я буду ее выполнять. А уж выполню ли — все в воле Божьей. И от выстрелов я не побегу.

Иероним дернул папу за рукав и показал на проход в сплошной череде зданий. Там стояла фигура в светлой рясе с капюшоном:

— Одна из сестер, которые восстанавливают монастырь.

Папа кивнул. Вифлеемская сестра. Безымянная монашка, рядовая сестра на службе у Господа.

Он энергичным шагом направился к ней. Монахиня упала на колени:

— Святой отец, какое благословение!..

Папа поднял монахиню с земли.

— Благослови Господь тебя и твоих сестер.

Ей было за шестьдесят, но глаза излучали силу и уверенность.

— Зло поселилось среди нас.

— Я знаю! Потому я здесь.

В этот момент на западной стороне монастыря взорвался вертолет.

* * *

Сперва он увидел пастуший посох. На сей раз это был епископский посох, но опять без позолоты, без резьбы по слоновой кости и без типичного витого рога.

Посох был прямой, из гладкого металла и серебристо поблескивал.

Если поставить его на землю, то человеку среднего роста он доставал бы до лба. Внизу он завершался острым наконечником.

Пятую часть длины палки составлял искусно вырезанный крест с распятым Иисусом Христом.

На голове у мужчины была светлая шапочка из муарового шелка, одет он был в белую сутану с тридцатью тремя пуговицами и в красные кожаные башмаки, какие носили еще римские цезари. На груди висел крест.

Лицо у мужчины было румяное, а волосы совершенно седые. Ему было далеко за семьдесят, глаза его приветливо светились, а фигура была изящной.

На правом указательном пальце он носил золотой рыбацкий перстень с изображением основателя церкви Петра и с монограммой Бенедикта.

Он видел самого себя.

Картинка расширилась, и он увидел стадо.

Овцы и бараны стояли, не сбившись в кучу, а разбредясь по холмам в поисках сочного корма — где группами, где поодиночке.

Его левая рука держала палку под самой резьбой с крестом, твердо уперев железный наконечник в землю.

Он стоял на небольшом выступе скалы, возвышаясь над стадом. Оттуда открывался хороший обзор местности. И все-таки он видел не все стадо. Крупные обломки скал загораживали видимость, если какое-то из животных забредало за камень.

Точка в небе, только что едва заметная, вдруг выросла в огромного орла. Взмахи его крыльев были мощными, спокойными и решительными. Как всегда. Он увидел гигантский клюв и голодные глаза смертоносного хищника.

Затем когти его напрягшихся ног глубоко вонзились в череп ягненка. Он неловко бросился на помощь. Орел перевернулся, ударился о землю, увлекая за собой добычу. Потом медленными и сильными ударами крыльев пытался преодолеть тяжесть в своих когтях, поднялся над землей и снова осел.

Крючковатый клюв орла впился в податливую плоть.

Он нанес удар пастушьей палкой.

Орел попытался отбиться клювом, выронил ягненка и взмыл в воздух, негодуя и крича.

Растерзанный ягненок лежал на земле и не шевелился.

Он видел себя опустившимся на колени и ощупывающим рану животного. Его любимец был мертв. Глубокая скорбь охватила его.

Однако выход был.

Он порылся в своих одеждах и извлек небольшой флакон. Поднес горлышко к пасти животного. На горлышке собралась капля жидкости.

— Нет! Это запрещено! На все времена!

Папа выкрикнул это своему двойнику, и сердце у него судорожно сжалось. Рука продолжала наклонять флакон все ниже и ниже.

Внезапно вместо головы животного он увидел человеческое лицо. Слезы застили ему глаза.