Книга Закон волка - Андрей Дышев

— Не то, — сквозь зубы произнес я. — Вы, батя, путаете. Здесь жил человек помоложе вас, по профессии анестезиолог.

— Так я и есть анестезиолог! — воскликнул мужчина и снял очки. — Бывший анестезиолог из двенадцатой горбольницы! А что касается молодости, то… — Он почесал затылок. — Возраст ведь определяется не по годам, а по состоянию духа и тела, так ведь, девушка?

И подмигнул Анне.

— Хватит разыгрывать перед нами комедию! — почти крикнул я, хотя где-то в глубине души зародилось подозрение, в здравом ли я уме. — В тот день, когда похоронили Милосердову, в этой квартире ночевал опасный преступник.

— Вы говорите, днем ночевал преступник? — переспросил мужчина.

Он просто смеялся надо мной. Мне пришлось потратить немало сил на то, чтобы успокоить себя. Анна старательно гладила меня по спине.

— Разрешите войти? — спросил я.

— Конечно! — охотно согласился седобородый и отошел в сторону, освобождая проход. — Сейчас я накормлю вас обедом!

Из прихожей я вошел в комнату. Ошибки быть не могло. Именно эта комната с тяжелыми шторами, книжными полками и картиной в дорогой раме на стене. Я повернулся к мужчине.

— Не надо никаких обедов! Ответьте только на один вопрос: кому вы давали ключи от этой квартиры?

— Никому.

— Но это же неправда!

— А вы, молодой человек, точно знаете, что такое правда? Или, быть может, ваша девушка знает?

— Покажите паспорт! — с последней надеждой попросил я.

— Конечно, конечно, — ответил седобородый, открыл дверцу встроенного шкафа, вынул оттуда коробку, а из нее — паспорт. — Прошу!

Я открыл паспорт на первой странице. Потом посмотрел на прописку. Сомнений быть не могло. Передо мной стоял законный хозяин квартиры.

— Ты знаешь, как Лешу по отчеству? — спросила Анна, когда мы вышли на улицу.

— Нет, — рассеянно ответил я. — А почему ты спрашиваешь?

— Это его отец, — уверенно сказала Анна. Московский поезд отправлялся в пять часов с минутами. У нас оставалось еще немного времени, и мы с Анной ходили по магазинам. Я стоял у больших зеркал галантерейного отдела универмага. Меня толкали, я всем мешал, но, думая о своем бывшем друге, не замечал ни толпы, ни прилавков, ни тем более Анны, которая не сводила глаз с белых подвенечных платьев и никак не могла решить, какое же ей больше подойдет.

54

Я впервые был дома у Анны. Это уютное гнездышко прекрасно характеризовало хозяйку. Первое, что бросалось в глаза с порога, это широкая двуспальная кровать, которая, вопреки общепринятым нормам, стояла у большого, едва ли не на всю стену, окна.

— Я люблю свет, — пояснила Анна. — Люблю просыпаться от того, что солнце светит в глаза, и засыпать, когда еще светло.

Кроме света, Анна любила цветы — живые и бутафорные, любила высохшие колючие ветки, выгнутые в замысловатую форму стволы можжевельника, которые, если сбрызнуть их водой, источали чудесный запах, любила ракушки, красивые камни с вкрапинами мрамора, шторы из бамбуковых палочек, картины современных экспрессионистов и реалистов, свечи в фигурных подсвечниках и старые музыкальные инструменты — гитару, скрипку и арфу без струн. Всем этим милым хламом была заполнена ее огромная комната, где при желании можно было провести бал на пятьдесят персон.

— Интересно, — произнес я, медленно двигаясь по скрипучему паркетному полу, словно по залу музея, — сколько здесь побывало мужчин до меня?

— Сколько побывало — не помню. Но один и сейчас живет. — И она взяла с плоского системного блока компьютера непомерно толстого серого кота, который млел без признаков жизни и напоминал воротник от шубы. — Вот, знакомься, его зовут Варфоломей.

Кот лениво ударил меня мягкой лапой по уху, но я не стал с ним конфликтовать. Я смотрел на небольшую картину в темно-коричневой рамке, написанную маслом. Девушка зачесывала пышные пепельные волосы, слегка приподняв подбородок вверх, словно подставляла лицо солнечным лучам.

— Это она? — спросил я.

— Да, она. Подойди ближе, на раме внизу есть подпись: «Портрет Т. Васильевой».

— А где письмо, которое она якобы прислала в Кемерово из Москвы?

— Все здесь. В том числе и визитка художника… Сейчас покажу.

Она сняла с книжной полки томик словаря Даля, раскрыла его и протянула мне белый картонный квадратик.

— «Виртуозов Григорий Робертович, художник-авангардист», — прочел я. — Телефоны, адрес… Очень хорошо.

Анна заметила, что я погрустнел.

— Не знаю, насколько талантлив этот Виртуозов, — добавил я, — но мне кажется, что характер Васильевой он передал точно… Глупая мечтательница с чистой душой и порочным телом. Любовь для нее была единственным источником света, к которому она шла без оглядки всю свою короткую жизнь. А хитрые и умные дяди использовали ее в своих корыстных целях, а потом в довершение всего еще и убили…

— Не надо! — вдруг прервала меня Анна каким-то странным голосом.

Я повернулся к ней. Анна смотрела как будто сквозь меня. Глаза ее были широко раскрыты, руки нервно теребили белый подбородок Варфоломея. Я почувствовал, что Анну неудержимо тянет ко мне, и принял ее вместе с котом в свои объятия.

— Что с тобой?! — испугавшись, спросил я. Ее плечи дрожали. Она прижималась ко мне с такой силой, словно хотела пройти сквозь запертую дверь.

— Мне показалось… мне показалось, что ты говоришь не о Васильевой.

— А о ком же?

— Обо мне.

* * *

Нефедов, когда я напрашивался на встречу с ним, обычно принимал меня в своем кабинете, а в худшем случае — где-нибудь на улице, в районе Лубянки. На этот раз, когда я позвонил ему на службу, он поинтересовался, откуда я звоню, уточнил адрес и пообещал заехать в течение дня.

Он появился на пороге квартиры в седьмом часу вечера с букетом белых гвоздик для Анны и литровой бутылкой «Абсолюта». Выглядел Валера, как всегда, прекрасно: безукоризненно причесан, гладко выбрит, в дорогом темно-синем костюме. Правда, заметно поправился. В сравнении со мной он выглядел как ходячий двустворчатый шкаф.

Пока Анна накрывала «поляну», Валера, как это я делал несколькими часами раньше, прохаживался по комнате, рассматривая экспонаты. У портрета Васильевой он задержался несколько дольше, чем у других картин, но ни о чем не спросил. И все-таки мне показалось, что ее лицо ему знакомо.

Мы сели за стол. Валера предложил тост за братство всех ветеранов афганской войны, с явным удовольствием выпил и принялся за салат из помидоров. Пока я думал над тем, как перейти к главному разговору, Валера налил по второй и предложил тост за прекрасных дам. Мы выпили стоя.