Книга Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе - Андрей Шляхов

– Суть в том, что Лаврентьич попытался доказать мне и заведующему, что мы действовали не совсем так, как надо. А я доказал обратное, да еще вякнул, что сам я, к примеру, никогда не стану лезть в дебри сосудистой хирургии, поскольку разбираюсь в ней слабо. Это был прямой бросок камнем в Ромашова, ведь он начал свой взлет к заоблачным высям как раз из сосудистой хирургии. Может, и не стоило этого говорить, но сказанного уже не вернешь. С тех пор у нас с Ромашовым «холодная вендетта».

– А тебя что больше привлекает – Склиф или карьера?

– Сам понять не могу. Пока вроде бы больше Склиф. Но к пятидесяти годам хочется уже подняться на ступенечку-другую. Хотя бы для самоуважения, н у, и материальная составляющая тоже играет свою роль. Иногда думаю – может, и правда надо было в Смоленск уехать?..

– А что в Смоленске? – Насколько Данилов помнил, Вадик был москвичом в бог весть каком поколении, ничем не связанным со Смоленском. – Или жена твоя оттуда?

– Жена у меня из Коломны, оттого и рост у нее метр восемьдесят два. Настоящая «коломенская верста». А в Смоленске есть скоропомощная больница на восемьсот коек. Не какая-нибудь захолустная богадельня, а нормальный стационар, который во многом можно сравнить со Склифом. С тамошним замом по хирургии мы вместе в ординатуре учились. Он сам из Смоленска, после ординатуры вернулся домой и не прогадал – карьера в регионах куда легче делается. Приглашал меня на заведование, лапароскопическое отделение сулил, но я отказался. Может, и зря. Тем более что Смоленск не так далеко – всего четыреста километров, можно на каждые выходные в Москву приезжать, семью не перевозить...

– У тебя прослеживается прямая связь между приоритетами и напитками, – пошутил Данилов. – Пока ты пил чай – был патриотом Склифа. Как только начал налегать на коньяк – задумался о карьере. Из этого следует, что в глубине души тебя все же больше привлекает карьера, а не престиж того места, в котором ты работаешь.

– Наверное, – рассмеялся Вадик. – Это вечная человеческая проблема – и невинность соблюсти, и капитал приобрести.

– Я уже заметил, что все часто поминают Ромашова и почти никто и никогда – директора, – сказал Данилов.

– Директор института осуществляет общее руководство и попутно оперирует, чтобы не терять квалификацию. Следить за порядком ему некогда, да и незачем. Его дело – стратегия, и надо признать, справляется он с этим неплохо. Не то что его предшественник. А поначалу столько визгу было и воплей: «Как так можно – ставить руководить Склифом человека, всю жизнь проработавшего в плановой хирургии? Он же ничего в экстренной медицине не смыслит!» Я так считаю – у кого есть голова на плечах, тот во всем хорошо смыслит. А если вместо головы кочан капусты, то сам понимаешь...

Данилов вспомнил Гучкова, главного врача Московской станции скорой и неотложной помощи. Тот ни дня в жизни не работал в «скорой», что скоропомощные демагоги и критиканы неукоснительно ставили ему в вину. Однако, как считал Данилов, и не только он один, при Гучкове московская скорая помощь заметно изменилась в лучшую сторону. Данилов, как природный анархист, не испытывал никакого пиетета к начальству как таковому, но всегда старался смотреть на вещи объективно.

– Слушай, а что у вас так подозрительно спокойно? – спросил Данилов. – Мы с тобой полтора часа сидим в ординаторской, и никто сюда не зашел, в том числе и твой сменщик...

– Так сегодня дежурит наш заведующий. Он в своем кабинете сидит, все истории туда забрал... Что ему в ординаторской делать?

– Сам заведующий дежурит? – удивился Данилов. Заведующие отделениями обычно не дежурят. И по должности не полагается, и спать дома приятнее, и вообще, как говорится, не царское это дело – горшки обжигать.

– А куда ему деваться? Летом половина народа в отпусках, те, кто остался, дежурят сутки через сутки или сутки через двое. При таком напряженном графике если кто-то заболевает, то затыкать дыру приходится своим руководящим телом. Да и вообще хирургу в любом случае надо дежурить, чтобы не расслабляться, не отрываться от народа и не скатываться в абстрактный идеализм.

– Абстрактный идеализм?

– Ну, это когда видишь действительность в оттенках розового цвета, – пояснил Везломов. – Сам понимаешь, что ночью все не так, как днем. Днем народу вокруг море, начальство на местах, поэтому порядка больше. А ночью все не так. Да что тебе объяснять, сам понимаешь... Поэтому когда начальство видит ночную жизнь своими глазами, оно задает утром меньше вопросов. В том числе и глупых.

– Это точно, – согласился Данилов.

Из гастроэнтерологии он отправился в первую травму к Полянскому.

С Полянским творилось неладное. Не столько с коленом, сколько с головой. От своего соседа по палате, пожилого профессора, он набрался мнительности и начал каждый день вываливать на Ольгу Николаевну новую порцию жалоб, по большей части надуманных. Злосчастное колено то болело, то чесалось, то, как казалось Полянскому, начинало отекать... А еще его волновал прогноз, в том числе и вопрос – будет ли левая нога вообще гнуться в колене? Данилов не исключал, что Катя могла подливать масла в огонь, охая и ахая над каждой жалобой Полянского.

Объяснения Ольги Николаевны и прямые призывы взять себя в руки, исходившие от Данилова, на Полянского действовали плохо. Он страдальчески морщился и говорил:

– Но я же ничего не выдумываю...

На самом деле он как раз только этим и занимался.

Во время пятничного обхода Ольга Николаевна сообщила, что в понедельник, во время совместного обхода с заведующим отделением, они решат вопрос о выписке Полянского на амбулаторное лечение. Сама она планировала выписать его в среду. Если, конечно, не произойдет ничего экстраординарного.

– Доброе утро всем! Ну как, уже научился бегать на костылях? – спросил Данилов, заходя в палату.

– Доброе утро, – ответил сосед-профессор, на секунду отрываясь от газеты.

– Привет! – улыбнулся Полянский. – Со вчерашнего дня никаких изменений. Спал, как суслик.

– Ты здесь набрал килограммов восемь, – оценил Данилов. – На казенных харчах.

– На казенных ничего не наберешь, наоборот – потеряешь. Это меня Катя кормит. Приносит каждый день кучу еды и очень расстраивается, если я чего-то не съедаю. Она такая заботливая.

– Ах ты мой маленький лялечка! Как же о тебе, таком бедненьком и несчастненьком Буратино, не заботиться? Как же не скрасить котлеткой твое страдание?

– Я прошу простить меня за вмешательство в вашу беседу, – сказал профессор, – но вы напрасно иронизируете по поводу котлет, которые готовит Катя. Мне посчастливилось попробовать разные варианты – куриные, рыбные и из телятины, и могу вас заверить, что это настоящий кулинарный шедевр. А какие у нее пирожки!

– Как она только успевает, работая и ежедневно просиживая по нескольку часов около тебя, еще и пирожки печь? – удивился Данилов.

– Любовь толкает еще и не на такие жертвы, – назидательно заметил Полянский.