Книга Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

одновременно… неправильным и знакомым…

– У меня были временные трудности, – ответил Йен легкомысленно, однако взгляд его выдавал напряжение.

Вампир ухватил его за подбородок кошмарными пальцами – длинными, многосуставчатыми, лишёнными ногтей – и заставил приподнять голову.

– Вижу, – выдохнул он еле слышно и словно бы улыбнулся – линия губ наконец-то выровнялась. – Ты хорошо использовал мою кровь. Подарок не пропал зря. Ты не убит. Жив. Снова жив.

И вот когда он произнёс это – у меня точно щёлкнуло в голове, и накатило облегчение.

Всё встало на свои места.

– А ты мёртв, – сказала я.

Сет резко обернулся – и сложился пополам, склоняясь ко мне, очень низко, лицом к лицу. Глаза у него впрямь оказались чёрными и словно бы вогнутыми, как две рассеивающие линзы, за которыми клубился дым.

…я должна была испугаться, да.

Но медиумы не испытывают страха перед мёртвыми; просто не могут, это противоестественно, потому что мёртвые никогда не станут нам вредить.

– Верно, – откликнулся вампир – и придвинулся ещё немного ближе. – У меня была неудачная охота. Я был расстроен…

– Сет, – позвал Арто, выглядывая у меня из-за плеча; когда он подобрался, не заметила, кажется, не только я, но и Йен. – Сет, она некрасивая женщина. Совсем некрасивая. Страшная.

Прозвучало это почему-то как угроза.

На несколько секунд напряжение стало невыносимым; в горле пересохло, и всё тело точно бы онемело от призрачного холода, но в тот момент, когда я уже почти испугалась и едва не отпрянула инстинктивно, Сет выпрямился, сдвигая на лоб цилиндр, и суховато рассмеялся; мне почудилось даже, что он немного нервничает в присутствии Арто.

Чудеса… Впрочем, простым смертным опасно задумываться слишком долго о том, какие отношения связывают древних вампиров.

– Страшная, да, – согласился Сет. И добавил: – Я её не трону, нет. Задавай свои вопросы, Йен Лойероз. Я отвечу. Мы ведь пришли… поговорить о нашем друге Хорхе, да. Сегодня – поговорить.

Собственно, после этого Йен мог бы уже ничего и не спрашивать – сомневаюсь, что кто-то на трибунах рискнул бы озвучить смертный приговор для Хорхе после такой неприкрытой угрозы. На трибунах снова стало шумно, однако природа звука была совсем иной, нежели прежде: не сплетни, обсуждения и перешёптывания украдкой, а короткие, резкие распоряжения, перегруппировка и чары, чары, чары… Их ощущала даже я, обычный человек. Потерянные души также пришли в движение: белые и чёрные пушистые шары скакали по всей Арене, «пламя» то разгоралось, то сжималось в точку, а призраки разной степени антропоморфности то обращались в зыбкие тени и принимались носиться в воздухе, то замирали на одном месте чёткими, почти фотографическими отпечатками.

«А ведь никто не ушёл, – внезапно осознала я. – Ни один чародей».

И действительно.

Случись нечто подобное среди обычных людей, то к выходам бы толпы ломанулись, провоцируя давку. Здесь же первой реакцией было напасть на опасного чужака – и уйти в глухую оборону, если атака провалилась. За Сетом, вероятно, тянулась волна уж совсем мерзких, кровавых историй, и его провоцировать побоялись… Но даже так – никто и с места не сдвинулся.

– Для наших почтенных экспертов я вкратце изложу ситуацию, – тем временем заливался соловьём Йен. «Эксперты» тем временем расселись в креслах на возвышениях, материализованных специально для них, за исключением Ратхи, которая сосредоточенно засаживала цветами Арену, и Арто – он взлетел в ложу к Хорхе и примостился рядом с ним на перилах. – Итак, садовник Эло Крокосмия, чародей сколь одарённый, столь и уважаемый, утверждает, что Хорхе Альосо-и-Йедра вероломно напал на него, прикрываясь женщиной, а когда не сумел убить – заточил в бесконечную библиотеку…

– Брехня! – радостно выпалила змееподобная Юон, не удосужившись даже до самого вопроса дослушать. – Этот-то малец? Да ему палец в рот не клади! Он меня переиграл в загадки. Я была богиней мудрости у двух рек; мне поклонялись подле седой горы и у горы огненной, и у чёрного озера – и я была старше камней на его дне! А Хорхе меня переиграл, хитроумный мальчишка! И он-то не нашёл способ убить человека? Ха! Аха-ха-ха-ха…

Юон скрючилась на сиденье, трепыхаясь от смеха и дёргая длиннющими ногами, покрытыми золотой чешуёй. Изукрашенные драгоценностями пояса и обручи сдвинулись; мне стало неловко, и я отвернулась, с преувеличенным вниманием изучая трибуны. Движение между рядов почти прекратилось – видимо, семьи выстроили оборону на случай непредвиденных осложнений и снова переключились на спектакль на Арене, теперь с участием новых действующих лиц… Хотя нет, кое-кто ещё пробирался через трибуны – отдельные фигуры, скрытые вездесущей пеленой от любопытных глаз.

«Наверное, стража или что-то типа, – подумала я, оценив их перемещения: неизвестные чародеи явно шли по некой заранее определённой схеме и равномерно рассредоточивались по рядам. – Интересно, это Датура или Розы? Или какая-то специальная садовничья служба?»

Очень хотелось спросить у Йена, но отвлекать его в столь ответственный момент было неловко: прямо сейчас мой прекрасный олеандр с театральной страстностью внимал речи Сета.

– Рыба, что проживёт сто лет, превратится в дракона, – вещал древний вампир. Наверно, в устах любого другого из присутствующих это звучало бы чересчур напыщенно, однако для него, похожего на древнего демона, было в самый раз. – Птица, что проживёт сто лет, крыльями заслонит небо. А если человек проживёт тысячу? Вы, старейшие из вас, сколько веков у вас за плечами? Один, два?

– Три, – донёсся из-за дымки ехидный старушечий голосок. – И помирать не собираюсь, милок, не надейся. Ищщо померяемся мощой, кто кого.

Сет каким-то очень человеческим, усталым жестом снял свой жуткий цилиндр и пригладил рыжеватые волосы, а затем снова нахлобучил его.

– Жалкие триста лет – и вы уже возомнили себя всесильными, – шелестяще продолжил вампир. – Я могу отнять жизнь прикосновением, могу возродиться из пряди волос или фаланги пальца, могу в мгновение ока перенестись отсюда на четыре сотни шагов. Да, таков я. И вы, чародеи, считаете себя способными мне противостоять – и почему же? – голос его стал тихим, едва различимым, и я машинально подалась вперёд, чтобы лучше слышать – и, судя по волнению на трибунах, не я одна. – Потому что у вас есть чары. Хорхе подобен мне. Он будет жить, если у него вырвать сердце, если отсечь ему голову. Если разрубить его