Книга Реликварий - Дуглас Престон

Мефисто напрягся, но промолчал.

Марго не сводила глаз со своего бывшего профессора. Этот человек ничем не напоминал того Фрока, которого она знала раньше. Тот доктор Фрок всегда был дипломатичен и в разговоре старался избегать резкостей. Теперь же она видела воплощенное высокомерие и полное отсутствие человеческих качеств. Последнее потрясло её настолько, что она даже забыла о страхе.

– Смитбек, журналист! – презрительно фыркнул Фрок. – Вас прихватили для того, чтобы вы поведали миру о победе над моими детьми? Жаль, что ваши читатели никогда не узнают о том, что здесь произошло на самом деле.

– Присяжные ещё не вынесли окончательный вердикт, – воинственно заявил Смитбек.

Фрок только усмехнулся.

– Фрок, что здесь происходит? – просипел д’Агоста, пытаясь вырваться из лап Морщинников. – Объясните, или…

– Что “или”? – спросил Фрок, поворачиваясь к полицейскому. – Я всегда считал вас неотесанным чурбаном, но не полным идиотом. Я удивлен, что приходится напоминать – вы не в том положении, когда можете выступать с требованиями ко мне. Он обезоружен? – повернулся Фрок к стоящему рядом Морщиннику.

Тот медленно опустил голову.

– Проверьте ещё раз вот этого, – распорядился Фрок, указывая на Пендергаста. – Он – хитроумный дьявол.

Пендергаста грубо поставили на ноги, обыскали и снова швырнули на колени. Фрок внимательно, с холодной улыбкой смотрел на агента ФБР.

– Ведь это было вашим инвалидным креслом? – негромко спросил Пендергаст, указывая на возвышение.

– Моим лучшим инвалидным креслом, – кивнул Фрок.

Пендергаст промолчал. Марго повернулась к профессору. К ней наконец вернулся голос.

– Но почему? – просто спросила она.

Фрок несколько мгновений молча смотрел на нее, а затем дал сигнал своим подручным. Закутанные в балахоны фигуры заняли места позади котлов. Фрок поднялся с трона, спрыгнул с возвышения и подошел к агенту ФБР.

– Вот почему, – сказал он и, горделиво выпрямившись, воздел руки над головой.

– Я исцелился, и да будете вы исцелены подобно мне! – выкрикнул он чистым, звенящим голосом. – Я вернул свою сущность, и да вернете вы свою подобно мне!

Толпа ответила ему приветственными воплями. Вопли все не стихали, и Марго поняла, что это какой-то вполне определенный ответ. “Они говорят, – подумала Марго. – Или по крайней мере пытаются говорить”.

Тем временем крики стихли и возобновилось пение. Снова ритмично забили барабаны. Морщинники медленно двинулись к котлам и выстроились перед ними полукругом. Помощники верховного жреца вынесли из хижины изящные глиняные чаши. Совершенная форма сосудов резко контрастировала со всеми остальными деталями отвратительной церемонии. Во всяком случае, так казалось Марго. Морщинники по одному подходили к котлам, принимали дымящиеся чаши в свои когтистые лапы и подносили их к капюшонам. Марго отвернулась: ей тяжело было слышать последовавшие за этим булькающие звуки.

– Вот почему! – повторил Фрок, поворачиваясь к Марго. – Разве ты не видишь? Разве не понимаешь, что за это стоит отдать все богатства мира? – В его интонации Марго уловила умоляющие нотки.

И тут её осенило. Церемония, напиток, детали инвалидной коляски, слова Пендергаста о Лурде – знаменитом месте чудесных исцелений…

– Значит, вы обрели способность ходить, – негромко произнесла она. – И все это только ради того, чтобы вы снова смогли самостоятельно передвигаться?

Лицо Фрока превратилось в каменную маску.

– Как легко судить со стороны, – проговорил он. – Как легко судить вам, которые ходили всю свою жизнь, никогда не задумываясь об этом. Разве вы способны понять человека, утратившего эту естественную способность? Очень плохо, когда человек – калека от рождения, но во сто крат хуже, если он становится калекой в расцвете сил, когда самые великие свершения ещё ждут его в предстоящей череде лет. – Он посмотрел на Марго: – Конечно, для тебя я всегда был доктором Фроком. Милым, добрым доктором Фроком. Как не повезло бедняге, что он подхватил полио в безвестной африканской деревне. Как печально, что старик не может продолжать полевые работы. Ты не можешь понять, что полевые работы и были всей моей жизнью! – почти выкрикнул он, склонившись над ней.

– Так вот почему вы подхватили дело Кавакиты, – сказал Пендергаст. – Вы закончили то, что начал он.

– Бедный Грегори, – фыркнул Фрок. – Он в отчаянии явился ко мне. Как вы наверняка поняли, он слишком рано начал принимать препарат. Подумать только, ведь я все время учил его неуклонно выдерживать все лабораторные процедуры. Но мальчик был слишком нетерпелив. Он стал высокомерен, так как перед ним открылась перспектива бессмертия. Он принял препарат до того, как неприятные побочные действия реовируса были целиком устранены. В результате… м-м-м… чрезвычайных физических изменений, которые он претерпел, ему требовалась помощь. В его позвоночнике осталась металлическая пластина от ранее перенесенной хирургической операции. Она стала причинять ему острую боль. Он страдал, был одинок и страшно напуган. К кому ещё он мог обратиться, как не ко мне, человеку, ушедшему на тоскливый покой? Разумеется, я смог ему помочь. Я не только изъял пластинку из позвоночника, но и завершил очистку препарата. Но непродуманное экспериментаторство молодого человека, – Фрок в молчаливом осуждении развел руками, – торговля наркотиком привели его к безвременной кончине. Когда его подданные осознали, что он с ними сотворил, они убили его.

– Итак, вы очистили препарат, – сказал Пендергаст, – и стали его принимать.

– Мы заканчивали работу в весьма жалкой лаборатории, устроенной им на берегу реки. Грег уже утратил уверенность, не хотел продолжать опыты. Возможно, ему всегда недоставало отваги, той внутренней убежденности истинного ученого, без которой невозможно увидеть итог своего исследования. Поэтому мне пришлось завершить то, что начал он. Вернее, усовершенствовать то, что он начал. Препарат, конечно, и сейчас приводит к морфологическим изменениям, но теперь изменения не калечат, а исцеляют. В этом – истинное предназначение реовируса. И я – живое доказательство его целительной силы. Я был первым, кто претерпел трансформацию. И теперь для меня очевидно, что это результат моего труда, моей гениальности. Инвалидное кресло было моим крестом. Ныне оно – священный символ нового мира, который мы создадим.

– Новый мир – это лилии Мбвуна, произрастающие в Резервуаре? – поинтересовался Пендергаст.

– Идея принадлежит Каваките. Аквариумы очень дороги и требуют много места. Но это было до того, как… – конец фразы повис в воздухе.

– Мне кажется, я вас понял. – Пендергаст говорил так, словно вел тихую беседу со старым другом в любимой кофейне. – Вы в любом случае планировали осушить Резервуар.

– Естественно. Грегори удалось приспособить растение к зоне умеренного климата. Мы собирались слить Резервуар и переместить лилию в эти тоннели. Моим детям противен свет, а здесь у нас вышла бы идеальная плантация. Однако наш общий друг Уокси избавил нас от трудов. Он всегда стремится – или, вернее, стремился – присвоить себе чужие идеи. Если вы помните, это я первым предложил сбросить воду из Резервуара.